– Но это ведь не так, да? Они давно уже ушли из этих мест.
– Я думаю, речь о чем-то большем, чем благополучие их племени. Как бы то ни было, и в тебе и в Гвен есть хотя бы капля индейской крови, а у вас обеих синие глаза, как в этой песне.
– Значит, – мечтательно, словно во сне, проговорила Зилла, – мы последние из народа Ветра. Если только…
Мэттью улыбнулся ей:
– Я думаю, тебе суждено родить черноволосого синеглазого малыша.
– Когда? – сердито спросила Зилла. – Бран на другом краю света! Пока папа поймет, что я уже выросла, и отпустит меня, я стану старой, седой и морщинистой! – И она с тревогой посмотрела на него.
Работы Мэттью стали получать все больше и больше одобрительных отзывов, и мистер Мэддокс понемногу стал рассуждать о литературе как о чем-то дельном, а не как о далеком от жизни бумагомарательстве.
Одну из свободных комнат на втором этаже назначили рабочим кабинетом, и доктор Лаукай сконструировал новый наколенный столик, побольше и поудобнее.
Кабинет располагался в задней части дома и выходил окнами на лужайку перед лесом, и осенью Мэттью любовался великолепием листвы. По его просьбе в комнату поставили черный кожаный диван, на котором он мог отдохнуть, когда сидеть становилось слишком больно.
Когда установилась холодная погода, Мэттью начал все чаще проводить ночи в кабинете. Перед камином стоял сервировочный столик и удобное низкое кресло с обивкой, синей, как глаза Зиллы. Мэттью так его мысленно и называл – «кресло Зиллы».
Только к середине лета письма стали приходить регулярно. Верный своему обещанию, Бран слал Мэттью красочные повествования:
Как поразительно все связано между собою – по крайней мере, для нас, в чьих жилах течет валлийская кровь! Мои ближайшие друзья здесь – Ричард Лаукай, его жена и его сын Рич. Они явно наши родственники, пусть даже и очень дальние, потому что Лаукай – редкая фамилия даже в Уэльсе. Ричард говорит, что кто-то из их предков эмигрировал в Новый Свет в самом начале его освоения, но потом они вернулись из-за охоты на ведьм в деревнях и городах колонистов. Они думают, что кого-то из их предков то ли сожгли, то ли чуть не сожгли. Точно они не знают, откуда происходят, но думают, что из окрестностей Салема.
Рич глаз не сводит с Гвен, и мне бы хотелось, чтобы она оценила его любовь и ответила на нее, ибо и придумать не могу себе лучшего зятя. Но Гвен вместо Рича положила глаз на Геддера. Геддер выше, крупнее и сильнее – возможно – и уж точно колоритнее. Он меня беспокоит. Зиллье говорила мне о его безудержном честолюбии, и он с каждым днем ведет себя все более надменно по отношению к нам. Видит бог, он помогает нам – я не уверен, что поселение вообще выжило бы, если бы не индейцы. Здесь все не такое, как дома: когда сажать, что сажать, как орошать и прочее. Мы все воистину рады тому, что индейцы не только повели себя дружелюбно, но и помогли нам чем только могли. И все же мне хотелось бы, чтобы Геддер больше походил на своих братьев и не был таким бесцеремонным и властным. Всем нам не нравится, как Геддер обращается со своей сестрой – как будто она его рабыня.
Просто поразительно, насколько Зиллье похожа на Гвен и Зиллу: те же широко поставленные глаза – только у нее они не синие, а карие, – высокие скулы и изящный нос. И конечно, прямые блестящие черные волосы. Все отмечают сходство между Гвен и Зиллье. Я ни с кем, кроме Лаукаев, не говорил о легенде про Мадога, что привела нас в Веспуджию, а они смеяться над ней не стали. Воистину правда причудливее любого вымысла. Вставь это в свои сочинения, Мэтт, для меня.
«Я вставлю, – безмолвно пообещал Мэттью. – Обязательно вставлю. Только расскажи мне побольше».
Мой дом почти готов. Он большой и просторный, с верандами. Все знают, что он строится для моей невесты и наших будущих детей. Зиллье часто приходит, встает в сторонке и смотрит, и мне становится не по себе. Я не думаю, что она приходит по собственному желанию. Мне кажется, ее присылает Геддер. Я много говорю о моей Зилле и о том, как же я жду ее приезда. Мэттью, близнец, используй свое влияние на доктора Лаукая, пусть он отпустит ее поскорее. Почему он держит ее при себе? Она нужна мне, прямо сейчас.
Когда наступила зима и Мэттью не мог уже выходить из дома, Зилла стала почти каждый день приходить из Мадруна в Мерионет к вечернему чаю, и, если она не появлялась, Мэттью скучал по ней больше, чем готов был признать. Он торопился закончить свой второй роман, куда грандиознее первого, но быстро уставал, и устраивался полежать на черном диване, и тянулся к Брану и Веспуджии.
Так прошли зима и лето, и настала вторая зима.
Никогда еще Мэттью не чувствовал такой прочной связи со своим близнецом: на грани сна ему часто казалось, что он находится в засушливой Веспуджии и участвует во всем, что происходит в маленьком дружном поселении.
По утрам, когда он трудился в кабинете, вооружившись простым карандашом с мягким грифелем и большой записной книжкой, он словно упорядочивал все, что видел и слышал накануне ночью.
– Ты что-то бледен, Мэтт, – сказала Зилла как-то днем, сидя в низком кресле и наливая ему чай.
– Это все нынешние холода. Даже если камин топится постоянно, сырость просачивается в кости. – Он отвернулся от обеспокоенной девушки и посмотрел в окно, на близящийся вечер. – Мне нужно закончить книгу, а времени не так уж много. Я создаю обширное полотно, начиная с братьев-валлийцев, сражавшихся за трон Оуайна Гвиннедского. Мадог со своим братом Гвидиром покинули Уэльс и обосновались, думаю, где-то неподалеку отсюда, когда на месте долины все еще было озеро, оставшееся от эпохи таяния льдов. И снова братья схватились между собою. Гвидир жаждал власти, жаждал, чтобы перед ним пресмыкались. Снова и снова эта братоубийственная распря затягивает нас в свои тенета, как Брана затянула эта ужасная война. Наши раны все еще кровоточат. Это исконный мотив, идущий от Каина и Авеля, сеть, которую мы, похоже, не в состоянии разорвать. И если не положить ему конец – он нас уничтожит.
Зилла стиснула руки:
– Будет ли ему конец?
– Не знаю, Зилла. Когда я засыпаю, ко мне приходят сны и я вижу много мрачного и злого, вижу детей, которых убивают сотнями и тысячами в кошмарных войнах, охвативших всех. – Он коснулся ее руки. – Я не накликаю беду, f’annwyl. Я даже не знаю, что должно произойти. И я – возможно, иррационально – уверен, что все, что происходит в Веспуджии, каким-то образом влияет на эту историю. Пожалуйста, почитай мне еще раз вчерашнее письмо Брана.
Зилла взяла письмо со столика и устроилась под лампой.
Дорогой мой брат и милая Зилла, когда же вы приедете? Мэттью, если ты не можешь привезти Зиллу ко мне, тогда пускай Зилла привезет тебя. Она пишет, что ты тяжело переносишь зиму и она беспокоится. Здесь много всего такого, что заслуживает вашего внимания. Левеллин Паг чахнет по Зиллье, и я думаю, она бы приняла его ухаживания, если бы Геддер не продолжал подталкивать ее ко мне, сколько бы я ни повторял ему, что помолвлен и что моя Зилла может приехать в любой момент. Не делай меня лжецом!
