Гвидир приподнял уголки губ; это было скорее гримасой, чем улыбкой.
– Я пришел потребовать дочь Старейшины.
Барабанный бой болью отдавался в ушах Мадога.
– Брат мой, я оплакивал твою смерть. Я думал, что возликую, увидев тебя живым.
Гвидир заговорил с мрачной терпеливостью, словно разговаривал с туповатым ребенком:
– Здесь отныне есть место только для одного короля, братец, и королем этим буду я, как старший. В Гвиннеде мне ничего не светило против шести братьев. Но здесь я король, и я пришел сообщить народу Ветра, что теперь я правлю этим озером и всеми землями вокруг. Дочь Старейшины моя.
Зилл прижалась к Мадогу, вцепившись в его руку.
Ресчел произнес надтреснутым голосом:
– Народ Ветра – мирный народ. Мы всегда жили в согласии с людьми Дальнего берега.
И снова губы Гвидира искривились в улыбке.
– Мир будет продолжаться и дальше, если вы будете отдавать нам половину улова и половину добычи и если я заберу с собой принцессу, что стоит рядом с моим братом.
Зилл не шелохнулась и не сошла с места:
– Ты опоздал, старший брат. Мадог, сын Ресчела, и я стали Одним.
– Мадог, сын Ресчела! Ха! Мои законы сильнее ваших! – Гвидир сделал повелительный жест.
Чужаки сдернули лопасти с весел, и в руках у них оказались угрожающе острые копья.
У народа Ветра вырвался слитный крик неверия и гнева.
– Нет! – крикнул Мадог. Негодование придало его голосу такую силу, что он заглушил и барабанный бой, и выкрики воинов с копьями, и гнев народа Ветра. – Здесь не будет кровопролития из-за сыновей Оуайна! – Он пошел к Гвидиру, оставив Ресчела и Зилл позади. – Брат, это дело касается лишь нас двоих. – Теперь и он улыбнулся. – Если, конечно, ты не боишься Мадога и не нуждаешься в дикарях с копьями, чтобы защититься от него.
Гвидир взбешенно взмахнул рукой:
– А что же твой миролюбивый народ Ветра?
Тут Мадог заметил, что праздничные гирлянды, прежде украшавшие молодых мужчин, теперь грудой лежат у камня. А вместо цветов в руках у них появились копья и луки со стрелами.
Ресчел печально посмотрел на него:
– Я услышал барабаны войны еще вчера на закате и подумал, что лучше бы подготовиться.
Мадог раскинул руки. Голос его звучал мрачно и властно.
– Опустите оружие, братья. Я пришел к вам с миром. Я не стану причиной войны.
Юноши посмотрели сперва на Мадога, потом на людей с Дальнего берега Озера, приготовившихся пустить в ход копья.
– Брат, – сказал Мадог Гвидиру, – пусть твои люди опустят копья. Или ты боишься сойтись со мной в честном бою?
Гвидир прорычал приказ, и мужчины на берегу положили копья, но так, чтобы их можно было быстро схватить.
Тогда Старейшина кивнул своим людям, и они тоже положили оружие.
– Если мы будем драться за дочь Старейшины, братец, то оружие выбираю я! – выкрикнул Гвидир.
– Это справедливо, – ответил Мадог.
Зилл встревоженно застонала и коснулась его руки.
– Я выбираю огонь, – объявил Гвидир.
Мадог пропел:
Повелители тверди, воды и огня,
Где искать мне отраду мою и любовь?
– Пусть будет огонь. Но в какой форме?
– Ты должен создать огонь, братец, – сказал Гвидир. – Если твой огонь не сможет одолеть мой, я стану королем народа Ветра и народа Дальнего берега Озера и дочь Старейшины будет принадлежать мне.
Ресчел медленно подошел к нему:
– Гвидир, шестой сын Оуайна, гордыня превратила свет твоих глаз в лед, и ты потерял способность зрить ясно. Ты никогда не получишь моей дочери.
Гвидир с силой толкнул старика, и тот упал на песок навзничь. Зилл закричала, и крик ее словно бы завис в воздухе.
Мадог кинулся на помощь старику и опустился на одно колено, чтобы поднять Ресчела с песка. Но взгляд его вслед за взглядом Старейшины упал на небольшую лужицу на берегу, и движения его словно бы замедлились, как крик Зилл. В лужице, подернутой рябью, отражалось лицо Гвидира, такое похожее и такое непохожее на лицо Мадога. Глаза были такими же синими, но в глубине их не было золота, и они были чуть скошены к носу, заострившемуся от жестокости и похоти. «Это не мой брат, с которым я приплыл в Новый Свет», – подумал Мадог. Или все-таки это он? И он, Мадог, прежде видел лишь того Гвидира, какого желал видеть, а не своего настоящего брата?
По мелкому овалу пробежала рябь, и отражение замерцало, как мерцали отражения в хрустальном шаре прорицателя в Гвиннеде.
Мадог всегда боялся хрустального шара; испугал его и небольшой водяной овал, становящийся все больше и больше, темнее и темнее. Вода трепетала, пока вместо мужского лица в ней не появился плачущий младенец. Младенец стал отдаляться, и Мадог увидел черноволосую женщину, которая держала и укачивала младенца. «Ты станешь великим, маленький Мэдог, – сказала она, – и назовешь мир своим, чтобы хранить его или уничтожить – как пожелаешь. Это злой мир, маленький Мэдог». Младенец посмотрел на нее. Глаза у него были близко посажены, как у Гвидира, и точно так же скошены к носу. И снова его лицо в темном овале начало становиться все больше и больше, и теперь оно принадлежало не младенцу, а надменному гневающемуся мужчине. «Значит, мы его уничтожим, мать», – сказал мужчина, и лицо снова пошло рябью и превратилось в маленькую сферу, чуть вытянутую наподобие груши, и на этой сфере виднелись зеленые и коричневые пятна – суша, синие и зеленые – моря и мягкая темнота облаков, и из этих облаков выныривали странные темные предметы, и падали на землю, и падали на море, и там, где они падали, вставали огромные тучи, затягивая землю и море, а под этими облаками ярился огонь, и ветер раздувал его.
От голоса Гвидира по прозревающему овалу воды побежала рябь.
– Я выбираю огонь, братец. Где твой огонь?
Время возобновило свой ход, и крик Зилл продолжился, словно и не прерывался. Мадог поднял Ресчела с земли, наступив при этом на овальную лужицу, и вода расплескалась по песку.
– Не вмешивайся, Старейшина, – сказал он. – Я разрушу предсказание.
И он снова топнул по воде, что еще оставалась в лужице, и снова, и так пока отражению не в чем стало появляться.
От центральной лодки подошел воин с дымящейся жаровней в руках. Гвидир взял копье и положил наконечником в угли.
– Тебе придется развести собственный огонь, Мадог! – Он глумливо засмеялся.
Мадог повернулся к камню, туда, где молодые мужчины сложили свои цветочные гирлянды. Он взял охапку цветов и положил на то место, где находилась овальная лужица. Словно повинуясь какому-то знаку, Зилл бросила свой венок на эту благоухающую груду. Один за другим мужчины, женщины, дети народа Ветра бросали свои венки сверху. Последним был Ресчел.
