Ну, она дорвалась: выдала им по первое число, обрушивалась, срывала покровы. Раскраснелась, неожиданно похорошела. В ответ возмущённые ведущие размазывали её по стенке. Я думала, эти кадры вырежут, но всё оставили, представляете?!
Наконец, настал и мой звёздный час. Я прохожу до заветной бумажной финишной полоски до зеркала – и отлегло от сердца. Ничего так, помолодела лет на двадцать. Вторые два выхода ещё лучше. И тут я с ужасом понимаю, что забыла передать Геннадию коробочку с кольцом, она в гримёрке!
Все взгляды и камеры поворачиваются на красного, как рак, Геннадия: по сценарию его очередь делать мне предложение. Он предсказуемо вытаскивает из-под сиденья букет кровавых, как мои губы, роз. Несёт, как все мужики, книзу бутонами: будто веник в баню. А в другой руке у него – раскрытая бархатная коробочка! Сам купил, молодец!
Молодцевато, по-военному вспрыгивает на подиум и… идёт мимо меня к Фоме!! Протягивает розы, кольцо и просит руки и сердца. Немая сцена. У Фомы челюсть отвисла, она её рукой подхватила, клацнула – и вернула на место.
– Вот это финт ушами! Такого поворота событий у нас в студии ещё не было, – ахает адвокатша.
Модный судья довольно потирает коротенькие ручки. Прокурорша поглядывает поверх модных очков и что-то стремительно строчит в своём блокнотике. И, перекрикивая шум в зале, приглашает Фому стать участницей следующего модного суда!
Вражеская конница развернулась и понеслась, топча, таща и рвя копытами мои знамёна. Палатка смята и опрокинута, мои военные карты разлетаются в воздухе. Главный военный советник вероломно перебежал на сторону противника. Измена!
Я уезжаю, увозя выбор стилистов почти на сто тысяч рублей. Фома и Геннадий остались возложить цветы Высоцкому. Ещё они купили билет на премьеру молодого режиссёра, которая называется – нипочём не угадаете! «Дорогие москвичи и гости столицы!». Звали меня, но я отказалась. С меня и в жизни хватит этих шоу. Одно слово: разводилово и лохотрон.
Выйти замуж за Никона
Вичка уже знает, кто будет её мужем. Она выйдет замуж за Никона. Это который по телевизору говорит: «Я Никон. Я ценю каждое мгновение твоей жизни… Я всегда рад, что бы ты ни делала… Я Никон». Голос за экраном волшебный и мягкий – и нет сомнения, что невидимый Никон столь же прекрасен.
Вичка слёзно умолила записать Никона на старый бабушкин диктофон. Теперь каждый вечер перед сном включает: «Я Никон… Я очень счастлив с тобой…». Или когда её ставят в угол, она прижимает к уху тяжёленькую чёрную коробку с кассетой. Коробка сухо и звонко шуршит, будто в ней возятся жуки. «Я всегда рад, что бы ты ни делала… Я Никон…» – пробивается сквозь шорох чудесный голос.
Баба Дора, отрываясь от толстой книги и пыхая папиросой, прислушивается и подтверждает:
– Да, голос мужественный и сексапильный.
Вичка за Никоном побежала бы «в чём была, голая, в тапочках и в бигуди». Это баба Дора так говорит про своего любимого Николаса Кейджа.
Вообще-то баба Дора не бабушка Вичке, а прабабушка. Но она совсем не похожа на старух у подъезда, осевших как пыльные мешки с картошкой. Баба Дора худая, спортивная, ходит в брюках, коротко стрижётся и курит папиросы в мутном жёлтом мундштуке. Она говорит, что это янтарь, и он пролежал в океане миллион лет.
Мама Юля родила Вичку в шестнадцать лет. А Жужа маму Юлю – в семнадцать. Жужа – это бабушка Сусанна. Но она категорически запретила Вичке называть её бабушкой и даже била за это по губам.
Когда Жужа с мамой Юлей идут по улице, их называют сёстрами. Жужа прямо вся краснеет от удовольствия. А маме Юле всё равно, она рассеянно улыбается. Она прекрасна, равнодушна и холодна. Махонькая ростиком (Вичка её скоро догонит), как Золушка, и бледна, как Спящая Царевна из сказки Пушкина:
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов…
И она не проснулась до конца, потому что её поцеловал не настоящий Принц. Вичка видела на прозрачном мамином личике чёрные синяки. Разве Принцы колотят своих возлюбленных?
«Чем такое чмо, лучше вообще никакого», – в этом вопросе баба Дора и Шуша полностью солидарны. В остальном они всегда ругаются. Кричат так, что можно услышать на другом конце города – хотя разговаривают по телефону или сидят на кухне в метре друг от друга.
Потом баба Дора хватается за сердце и выжимает из коробочки маленькие белые таблетки. А Жужа сразу начинает вставать на голову или сворачиваться на полу, как зародыш. Это позы йоги со смешными названиями: шавасана, например, или баласана, или врикшасана. Рикша, который врёт?
Например, бабушки спорят, у кого на этой неделе будет жить Вичка. У бабы Доры на кафедре фуршет, и она потом трое суток будет лежать с мокрым полотенцем на голове. А Жужа уезжает с концертной бригадой в гастроли по области. А в другой раз наоборот: обе свободны и вдруг страстно воспылают любовью к Вичке. Тянут и рвут её – так что ей больно – обвиняя друг друга в неправильном педагогическом воспитании.
Вичка пугается, что её разорвут пополам, как младенца на суде царя Соломона, и кричит: «Мама!»
– Зови, зови свою маму. Нужна ты ей, как собаке «здрасьте». Ей мужики трахаться нужны, а не ты, – говорит, тяжело дыша и оправляя волосы после потасовки, Жужа.
– Ты плохая! – кричит Вичка. – Тебя никто не любит, поэтому ты одна!
Она знает от бабы Доры, что Жужа тайно ходит к городской ведунье. Снимает венец безбрачия со всех троих и уже «просадила уйму денег. Лучше бы колготки ребёнку купила».
У них, и правда, бабье царство. И у мамы Юли муж ненастоящий, «не расписанный». Он бизнесмен, носится «как в задницу наскипидаренный», по всей стране. Мама Юля покорно таскается за ним, как хвостик. «Никакой женской гордости, господи, кого мы вырастили!»
Вичке очень хочется, чтобы маму поцеловал настоящий Принц. Пожалуй, она даже готова дать ей Никона… А она, так и быть, выйдет замуж за Серёжу. Это мальчик в голубой панамке, с которым Вичка познакомилась сквозь забор. Детский сад находится в том же сквере, где гуляют Вичка с бабой Дорой.
На общем семейном собрании решено было Вичку в садик не отдавать, потому что там «рассадник». И когда гости удивляются, какой Вичка развитый ребёнок по сравнению со сверстниками, баба Дора и Шуша краснеют от удовольствия. Каждая приписывает лавры себе.
Обе чуть с ума не сошли, когда Вичка сочинила стишок:
Киска сидит на оконце,
Её пригревает солнце.
Кисонька очень рада,
Хотя на дворе прохлада.
Они ставили Вичку на табурете перед гостями, а баба Дора показывала её своим студентам. Актовый зал хлопал, аплодисменты были похожи на шум дождя. Сначала несколько недоверчивых, как бы раздумывающих хлопков – первые капли дождя. Потом хлопки всё громче, и вот они сливаются в бурный гул, как ливень. Потом утихают, распадаются на слабые дождинки-хлопки.
