Главный удар наносился с севера от Верхнего Мамона силами 1-й гвардейской армии. После прорыва обороны итальянцев на оперативный простор выходили сразу три танковых корпуса, которым предстояло наступать на юг. Навстречу им наступала 3-я гвардейская армия, и в результате сходящихся ударов итальянские войска оказывались в котле. Но это была лишь промежуточная цель, главным было последующее развитие успеха и выход к Тацинской, Лихов-ской, Морозовску. В этом случае единственная железная дорога, по которой велось снабжение Группы армий «Дон», оказывалась перерезанной на большом протяжении, и было непонятно, успеет ли спастись ударная группировка Манштейна. В случае успеха советские войска перекрывали ей пути отхода на запад, единственное, что оставалось немцам, — отступать на юг через калмыцкие степи к Салу и Манычу в сомнительной надежде на соединение с частями 4-й танковой армии, застрявшими на Кавказе. Не требовалось даже окружать эту группировку, дикая зимняя степь все прекрасно сделает сама.
Советское командование пошло на определенный риск, сосредоточив в полосе главного удара максимум сил. Например, на участке 1-й гвардейской армии участок в 100 километров занимали 2 стрелковые дивизии, тогда как ударной группировке из 5 стрелковых дивизий и 3 танковых корпусов были выделены 20 километров. Но этот риск был чисто теоретическим. Ожидать каких-то активных действий от итальянцев явно не приходилось, тем более что их единственными «ударными силами» были 12 танков T-IV, переданных немцами.
В общем, можно удивляться только тому, что, когда 16 декабря началось советское наступление, итальянцы сумели продержаться целый день. Впрочем, во многом им помогла погода, которая полностью парализовала действия авиации, лишив советские войска поддержки с воздуха и разведки. Кстати, в эти дни практические бездействовал и немецкий воздушный мост. Но к 18 декабря фронт итальянцев был прорван в нескольких местах и развалился окончательно. В районе Алексеевско-Лозовское в окружение попали пехотные дивизии «Пасубио», «Торино», «Им. принца Амедео, герцога д’Аосты» и приданная итальянцам немецкая 298-я пехотная дивизия. Недалеко от них в персональный котел попала дивизия «Сфорцеска».
В такой ситуации представитель Ставки А. М. Василевский принимает оригинальное решение. Он приказывает 57-й армии пропустить ударную группировку Манштейна в Сталинград, понимая, что выписывает еще двум немецким корпусам билет в один конец. Этому способствовала определенная организационная неразбериха, потому что 57-я армия генерала Толбухина, преграждавшая путь танкам Хауссера и Киршнера, несколько раз передавалась из состава Сталинградского фронта Донскому и обратно. Командующие Донским и Сталинградским фронтами К. К. Рокоссовский и А. И. Еременко не сразу согласились с его предложением, причины были вполне понятными. Но Василевский, не вдаваясь в пустые споры, просто воспользовался своей властью. Еременко бросился звонить в Москву, чтобы заручиться индульгенцией Сталина, но тот отделался уклончивым заявлением, что Василевский понимает, что делает. То есть в случае неудачного исхода операции с Василевского снимут голову, однако на вопрос о сохранности собственной головы Еременко определенного ответа так и не получил.
В результате, когда 22 декабря 6-я армия обозначила удар из кольца от Нового Рогачика на Бузинов-ку силами 14-й танковой дивизии, которая до этого располагалась в районе аэродрома Питомник, 38-я стрелковая дивизия не оказала особого сопротивления и отошла на юго-восток, кольцо окружения оказалось разомкнуто. Однако немецкие танки не сумели воспользоваться полученной свободой по вполне прозаической причине — у них не хватало топлива. Хотя в этом ударе участвовало не более 40 танков и двигались они по кратчайшему пути, то есть по прямой, они не сумели дойти до вожделенной Бузиновки и застряли в районе Средне-Царицынского. Первыми к ним подошли танки дивизии «Дас Райх», состоялась трогательная встреча братьев по оружию, после которой перед группенфюрером Кепплером во весь рост встал неприятный вопрос: а что, собственно, делать дальше? Бензовозы не шли в боевых порядках дивизии, ближайшая тыловая база осталась в Котель-никово, вдобавок, как мы уже упоминали, не запланированный никем маневр 13-го гвардейского стрелкового корпуса спутал немцам все карты, полностью дезорганизовав работу тыловых служб, и подвесил их коммуникации в воздухе, так как 23-я танковая дивизия с задачей обеспечения фланга не справилась. Кепплер в панике запросил по радио Хауссера о дальнейших инструкциях, но командир корпуса в это время пытался восстановить управление дивизией «Тотенкопф» и не ответил. Попытка обращения в штаб LVI1 танкового корпуса тоже успеха не имела. Генерал Киршнер довольно раздраженно ответил, что у него хватает своих проблем, он должен пробиваться на Мариновку и при этом удержать связь с частями армейской группы «Холлидт», поэтому пусть эсэсовцы выпутываются самостоятельно. В общем, к вечеру 22 декабря немцам удалось пробиться к котлу и образовать нечто вроде статичной завесы фронтом на юго-восток, начинавшейся у Верхне-Кумского.
У корпуса Хауссера еще оставались кое-какие запасы топлива, но их уже не хватило бы на то, чтобы вернуться в Котельниково, он мог лишь какое-то время удерживать позиции.
А в это время на северо-востоке складывалась еще более запутанная и неприятная ситуация. Итальянская 8-я армия была уничтожена в нескольких небольших котлах, практически не задержав советские танковые корпуса, которые сейчас рвались на юг. Удар 1-й гвардейской армии генерала Лелюшенко пришелся по позициям румынской 3-й армии и немецких частей генерала Холлидта. Румыны в панике бежали, и Холлидт мог полагаться только на немецкие дивизии. Однако 1-й гвардейский мехкорпус просто смахнул с дороги 7-ю авиаполевую дивизию, даже не заметив этого. 336-я пехотная дивизия пыталась удержать важный плацдарм и мосты в районе Верхне-Чирской, в надежде, что подойдут танки LVII корпуса, которые потом повернут на Калач и Мариновку. У самого Холлидта сил для наступления на Сталинград уже не было. 11-ю танковую дивизию он был вынужден поспешно снять с фронта и бросить к аэродрому в Та-цинской, ведь советские танки угрожали в любой момент захватить этот наиважнейший пункт, после чего рушилась западная опора воздушного моста. Зато ему еще предстояло подумать о том, как заделать огромную брешь в линии фронта, образовавшуюся после исчезновения двух союзных армий.
Более того, проблемы Манштейна нарастали, словно снежный ком, катящийся с горы. Катящиеся на юг советские танковые корпуса представляли страшную угрозу для всего южного крыла немецкого фронта. Если вдруг они повернут на Ростов, то возникнет опасность нового сверх-Сталинграда, в котором окажется уже почти миллион немецких солдат. Главное было даже не в том, что будут отрезаны пути отхода двум группам армий, удержать такую массу войск пара танковых корпусов, конечно же, не сумеет. Опаснее было другое — эти танки могли перерезать единственную железнодорожную линию, по которой доставлялось снабжение этих армий.
Собственно, в несколько меньших масштабах это уже произошло, когда 24-й и 25-й танковые корпуса стремительным броском вышли к Тацинской. Генерал Баданов в своих мемуарах пишет, что советские передовые танковые части застали немецкие огневые позиции и опорные пункты пустыми. Экипажи самолетов тоже были в своих бункерах. «Все мирно спали», — констатирует генерал. Согласно его воспоминаниям, сигнал к атаке подала минометная батарея. Несколько часов спустя жизненно важный центр снабжения окруженного Сталинграда пал без существенного сопротивления. Мало того, что был разгромлен основной аэродром, с которого велось снабжение Сталинградского котла, так была перерезана железная дорога от Ростова на Сталинград. Манштейн запросил подкреплений, но Гитлер ответил ему, что он уже получил Танковый корпус СС, который в одиночку способен переломить ситуацию. О том, что пора спасать самих эсэсовцев, Манштейн уже не рискнул заикаться.
