Они поговорили о том о сем, но в основном о бывших однокурсниках: кто-то преуспевал, кто-то эмигрировал, кто-то просто исчез из поля зрения, а вот Витька Корне люк умер…
— Да ты что? — обомлел Левка.
— Да, умер… — подтвердил Саша с чувством того печального превосходства, которое обычно испытываешь, сообщая кому-нибудь неосведомленному о чьей-то кончине.
— От чего?
— От сердца.
— Не бережемся, не бережемся! — вздохнул Левка и погладил свой обширный живот.
Потом Гляделкин с интересом полистал «Энциклопедию знаменитых хулиганов» и вдруг предложил:
— Слушай, Коляскин, а иди-ка ты ко мне главным редактором! Я своего выгнал. Хороший мужик, но пил, как ихтиозавр! Забегай после выставки. Обговорим наш расклад и твой оклад…
Гляделкин достал из кармана плоскую золотую коробочку, вынул оттуда карточку и протянул Саше.
— А у меня нет визитки, — смущаясь, сознался Калязин. — Кончились…
— Все когда-нибудь кончается! — Левка хлопнул однокашника по плечу и, возглавив затомившуюся свиту, убыл.
Оставшись один, Калязин изучил глянцевую, явно недешевую визитную карточку.
На ней была золотом оттиснута скорбная маска — такими в начале прошлого века украшали фасады домов, а сбоку шла тоже стилизованная под модерн надпись: «Издательский дом „Маскарон“».
Через неделю он позвонил Гляделкину, в душе побаиваясь, что предложение было сделано в приливе ностальгического великодушия и давно уже забыто, а место занято. Но Левка обрадовался его звонку:
— Куда пропал? Приезжай прямо сейчас!
Калязин примчался и долго ждал, пока Гляделкин наконец его примет. От скуки он наблюдал за тем, как виртуозно врет по телефону красивая черноволосая секретарша в строгом офисном костюме. Рядом с ним сидел здоровенный стриженый парень в кожаной куртке. Лицо его было совершенно неподвижно, словно на нос ему села муха и он мужественно воздерживается от малейшего мимического шевеления, дабы не спугнуть насекомое.
Одним звонившим секретарша холодно, почти сурово отвечала, что Льва Ивановича нет на месте и сегодня уже не будет. Вторым дружелюбно советовала перезвонить попозже. Третьим участливо обещала поискать шефа в соседнем кабинете, клала трубку на стол и с печальным вызовом смотрела на улыбавшегося ее секретарским хитростям Сашу. На неподвижного парня девушка внимания не обращала. Минуты через две она брала трубку и с искренним огорчением докладывала:
— На этаже его нет. Наверное, спустился в производство. Как только вернется, сразу скажу, что вы звонили…
А в те редкие минуты, когда телефон молчал, она сидела тихая, погруженная в какое-то свое девичье горе.
— Почему вы такая грустная, Инна Феликсовна? — спросил Калязин, уже успев выяснить, как ее зовут.
— А вот это… — она скосила глаза на бумажку, где было записано его имя, — Александр Михайлович, совершенно не ваше дело!
Скорее всего, Инна сочла его очередным докучливым автором, принесшим в издательство рукопись. Парень в куртке вдруг сочувственно подмигнул Калязину и снова заиндевел.
«Строгая девица!» — подумал Саша и погрузился в размышления о том, что завоевать строгую, неприступную женщину, добиться от нее нежной привязанности — это особенно трудно и почетно, что-то наподобие сексуального альпинизма, хотя, впрочем, кто-то из знакомых скалолазов рассказывал ему, будто спускаться с покоренной вершины не в пример труднее, а главное — утомительнее, нежели взбираться на нее.
И тут как раз на пороге кабинета появился смеющийся Гляделкин. Он провожал какого-то, судя по золотой цепи на шее, крутого инвестора, долго жал ему руку и передавал бесчисленные семейные приветы. Парень в куртке мгновенно напружился, вскочил и стал внимательно озирать приемную, точно в отделанных искусственным дубом стенах могли внезапно открыться потаенные бойницы. Наконец крутой вырвался из Левкиного расположения и ушел вместе со своим огромным телохранителем.
Гляделкин удовлетворенно похлопал себя по животу, но, встретившись глазами с напрягшейся секретаршей, сразу посерьезнел, кашлянул и распорядился:
— Александр Михайлович, заходите! Инна Феликсовна, ни с кем не соединять!
— Даже с Маргаритой Николаевной? — поинтересовалась она с недоброй иронией.
— Маргарита Николаевна может позвонить мне на мобильный. Вы отлично это знаете! — строго ответил Левка, глядя мимо Инны.
«Э-э, да у них тут непросто!» — завистливо подумал Калязин, заходя в кабинет, обставленный дорого и со вкусом.
На стене висела большая фотография: на ней Гляделкин вручал книгу самому президенту. В углу в специальной стеклянной витрине стоял манекен, одетый в золото-пуговичный мундирчик.
— Лицейский мундир Дельвига, — похвастался Гляделкин. — Купил по случаю. Жалко, треуголка потерялась…
Они выпили отличного коньяка, название которого Левка произнес с гордостью, а Калязин, естественно, не запомнил, поговорили о жизни, о семейных делах. У Гляделкина была уже вторая жена — Маргарита и трое детей. Он показал фотографию в полированной деревянной рамочке. Жена оказалась дородной крашеной блондинкой с усталыми глазами домохозяйки. Детей она обнимала, точно наседка, прикрывающая крыльями цыплят. Сам же Левка на снимке стоял чуть отстранившись, как сделавший свое дело кочет.
Потом он расспрашивал Сашу про Татьяну, даже как-то сочувственно завидуя многолетнему семейному постоянству однокашника:
— Наши-то все уже по сто раз женились-разводились…
Он попросил показать снимок жены и сына и очень удивился, узнав, что таких фотографий Саша с собой не носит. Наконец, посерьезнев и перейдя на руководящий тон, Левка очертил Калязину круг его будущих обязанностей и назвал оклад жалованья такой большой, что Саша аж вспотел от неожиданности. Ударили по рукам, и уже на пороге Гляделкин остановил своего нового подчиненного неожиданным вопросом:
— Понравилась?
— Кто?
— Секретарша.
— Красивая…
— Не просто красивая — увлекательная! — вздохнул он. — Но будь осторожен. Она — девушка с целью…
Согретый коньяком и будущим окладом, Калязин вышел из кабинета, уже чувствуя себя главным редактором.
— Так почему же вы все-таки грустная? — с хмельной настойчивостью спросил он Инну, прикладывавшую печать к его разовому пропуску.
— Я же сказала: вас это не касается.
— Главного редактора, — ответил он с совершенно нехарактерной для него хвастливостью, — касается все. В том числе и настроение сотрудников.
— Так вы наш новый главный редактор?
— Аз есмь! — ответил он и смутился от собственного мальчишества.
— Буду знать, — отозвалась она, подозрительно глянув на нетрезвого главреда, пришедшего на смену прежнему — алкоголику.
