– Оставь его в покое, Винченцо, – заступилась за попугая девушка. – Мы не страдаем от голода, пусть живет.
– Какая ранимая, – Винченцо осклабился, развалился на траве, сцепил руки за головой в замок. – Мне это нравится… Ну, пусть живет. Когда-нибудь все равно сдохнет и без моей помощи… Я вот что думаю. Если нам жить на этом острове до скончания наших дней, тогда ссориться нам нельзя. Согласна?
Ангелика промолчала, продолжая недоумевать, что случилось с Винченцо.
– Ну, так вот. Что я предлагаю? Нам надо держаться всем вместе, тогда и шансы выжить у нас получше будут. Согласна?
Ангелика вновь промолчала, продолжая возиться с рыбой. Как-то неловко вспорола брюхо ножом. То ли нож притупился, что было маловероятно, то ли никогда не делала ничего подобного. При виде крови скривилась, но работу не бросила, вывалила рыбьи кишки на широкий пальмовый лист, поднялась, подхватила с земли скорлупу кокосового ореха, зачерпнула воды из баллона и ополоснула рыбьи внутренности, промыла, как умела. Бросила рыбью тушку на траву рядом, подняла еще одну рыбину и принялась за работу. Рядом в небольшой яме тлели угли. Ангелика взяла сложенные тут же сухие ветки, разломала и бросила в костер, затем вернулась к разделке рыбьей тушки.
Попугай, до того стоявший невдалеке, приблизился к ореховой скорлупе, стал на нее ногой, наклонился и принялся пить воду, напился, крикнул, приблизился к выпотрошенной рыбешке, ухватился клювом за хвост. Ангелика топнула ногой. Попугай вскрикнул, отошел в сторонку и принялся наблюдать за Ангеликой, время от времени покрикивая.
– Предлагаю забыть старое, – между тем продолжал Винченцо, – и жить настоящим. Ты как на это смотришь?
– Ты что-то задумал, Винченцо?
– Зачем мне это? – осклабился тот. – Хочу, чтобы ты знала, если будет нужна моя помощь, можешь смело на меня рассчитывать.
– Совсем недавно ты мне угрожал, а теперь предлагаешь помощь.
– Да, брось, – отмахнулся Винченцо. – Мало ли что я раньше говорил. У меня, может, настроение было плохое. С кем не бывает?
– Что же так повлияло на перемену твоего настроения?
– Неважно, – Винченцо улыбнулся чему-то своему, почесал волосатый живот, зевнул, посмотрел на руки Ангелики. – Эй, а кольцо где? Неужели потеряла?
– Сняла и спрятала.
Винченцо взглянул на девушку, прищурив глаза, ухмыльнулся.
– Это ты правильно сделала. Прошлому не место в настоящем… Я тут подумал, – Винченцо придвинулся к Ангелике. – Милая, что если нам…
– Никаких "нам", Винченцо, – Ангелика крепче сжала в руке рукоять мачете, точно собралась им защищаться от Винченцо.
– Нет, так нет, – Винченцо взглянул на нож в руке девушки, пожал плечами, улыбнулся. – Нож тебе не к лицу. Ты слишком нежная и утонченная для этого дерьма, – Винченцо кивнул на рыбьи кишки у ног девушки.
Минуту-другую Винченцо наблюдал за попугаем, что-то обдумывая, затем посмотрел на лицо Ангелики, на палец без кольца, снова на лицо. Ухмылка скривила его лицо.
– Я тут припомнил, милая. Еще вчера утром колечко красовалось на твоем пальчике, сегодня его уже нет. Мелочь, недостойная внимания, но… я видел, как вы вчера с докторишкой вернулись в лагерь вместе, уже после заката. Ты мне тогда показалась очень странной. Какой-то уж излишне сияющей. Я вот и думаю, может, это как-то связано с исчезновением твоего горячо любимого ранее кольца.
– Это тебя не касается, Винченцо. Совсем не касается.
– Может быть, – улыбка сошла с лица Винченцо, брови сомкнулись над переносицей.
Винченцо поднялся на ноги, покрутил головой, заметил рядом кокосовый орех, принесеный кем-то в лагерь, поднял его и запустил в попугая. Орех ударился о землю рядом с зазевавшейся птицей и покатился по траве. Попугай взмахнул крыльями и, оглашая окрестности криками, взмыл в воздух.
– Чтоб тебя, – разочарованно буркнул Винченцо, развернулся и скрылся в джунглях.
Ангелика посмотрела ему вслед, отбросила в сторону тыльной стороной ладони упавшую на глаза челку и вернулась к прерванному занятию. Похоже, она поспешила с выводами насчет Винченцо.
Глава 4
Леопольдо
Леопольдо вытер подмышки рубашкой, протер лоб и отбросил в сторону, на циновку, сложенную пополам и служившую ему ложем. Точно такая же циновка была и у капитана. Эти две циновки, да две набитые сухой травой подушки – вот и все вещи в их с капитаном жилище. Убогом, как жизнь нищего, и пустом, как его желудок.
Леопольдо прошлепал босыми ногами к проему дверей, наклонился и подкатал упавшую штанину. Горячий, пропитанный пылью воздух проник в легкие и вызвал к жизни приступ кашля. Леопольдо закашлялся, облизал сухие губы и застыл в проеме дверей, разглядывая облака на небе. Хотел бы он, чтобы пошел дождь, всем сердцем жаждал этого, но сердечного желания недостаточно, когда сама природа, казалось, восстала против человека. Капитан ему рассказывал, что дожди в Сомали редки, очень редки, поэтому надеяться на них бесполезно. И, правда, за ту неделю, что они с капитаном успели пожить в этом проклятом богом месте, дождя не было ни разу, как и туч на небе. Лишь только бледное их подобие, успевавшее рассосаться раньше, чем Леопольдо успевал моргнуть.
Леопольдо уперся рукой о дверной стояк, перепрыгнул взглядом забор, вместе с ним и акацию, растущую у забора, и побежал взглядом по бесплодной земле. В проеме дворовых ворот показался капитан, заметил Леопольдо и направился к нему. Некогда белая форма посерела, босые ноги покрылись тонким слоем пыли, лицо лоснилось от пота.
– Хорошо, что выгребная яма у них находится рядом, иначе, не знаю, как ты, Лео, но лично я устроил бы туалет прямо здесь, посреди хижины.
Леопольдо посторонился, пропуская капитана внутрь. Тот опустился на лежанку, снял рубашку и вытер ею лицо.
Капитан уже как второй день называл Леопольдо на "ты", но Леопольдо не обижался, трудности, переживаемые вместе, сблизили их с капитаном. К тому же капитан был намного старше Леопольдо, можно сказать, годился тому в отцы, поэтому смена формы обращения со стороны капитана с "вы" на "ты" была вполне закономерна. Сам же Леопольдо называл капитана не иначе как "капитан", хоть того и "списали" на берег.
– Что говорит Рахим? Долго нас здесь будут держать?
– А ничего не говорит, – отмахнулся капитан. – После того раза я с ним больше не разговаривал.
Разговор между капитаном и Рахимом – так звали темнокожего мужчину с платком на голове – произошел неделю назад, на следующий день после пленения. К счастью для Леопольдо и капитана Рахим немного разговаривал на английском, поэтому, хоть и с горем пополам, но объясниться мог. На вопрос капитана: "Когда нас отпустят?" Рахим ответил, что не раньше, чем скажет Ахмед. В ходе дальнейших расспросов выяснилось, что Ахмед был главарем во время нападения на "Италию" и вместе с тем приходился Рахиму двоюродным братом. Впрочем, все те, кто принимал участие в захвате контейнеровоза, как понял капитан из разговора с Рахимом, были родственниками и принадлежали к одному из самых известных сомалийских кланов – клану Дарод. Сам же Рахим был пастухом, сегодня бедным, но еще неделю-другую назад мог считать себя зажиточным. На вопрос капитана: "Что случилось?" Рахим ничего не ответил, только загрустил, на глаза его набежали слезы, после чего он развернулся и скрылся в доме.
