Я не ответил, но пошел вперед быстрее. Его глаза радостно расширились, когда он увидел меня. — Даррен?! — завопил он, кидаясь ко мне. Я сильно обнял его, на миг забыв, какая его кожа скользкая, восхищенный нашей встречей после стольких лет. — Где ты был? — закричал он, когда мы отпустили друг друга. В наших глазах стояли слезы счастья.
— Гора Вампиров, — просто ответил я. — Как у вас дела?
— Как всегда: весь мир у наших ног, — он с любопытством посмотрел на меня. — А ты подрос.
— Это случилось не так давно, — фыркнул я. — И не так сильно как ты. — Эвра стал мужчиной. Он был всего на пару лет старше меня, и мы выглядели ровесниками, когда я впервые пришел в Цирк уродов, но теперь он скорее напоминал моего отца.
— Добрый вечер, Эвра Вон, — сказал мистер Джутинг, выходя вперед, чтобы пожать ему руку.
— Лартен, — кивнул Эвра. — Долго же вы отсутствовали. Рад видеть вас.
Мистер Джутинг представил наших спутников. — Я бы хотел представить тебе Ванчу Марша, леди Эванну и Хорката Мульдса, с которым, я полагаю, ты встречался ранее.
— Здравствуйте, — сказал Эвра.
— Очень приятно, — улыбнулась Эванна.
— Привет, Эвра, — сказал Хоркат.
Эвра моргнул. — Он говорит!!! — задохнулся он от удивления.
— Хоркат много говорит в последнее время, — усмехнулся я.
— У этого есть имя?
— У этого есть имя, — повторил Хоркат. — И это хотело бы, чтобы его называли он.
Эвра потерял дар речи. Когда мы жили с ним в цирке, мы собирали пищу для Малого народца, и никто из них не произнес ни слова. Мы думали, что они не умеют говорить. Теперь я стоял здесь с карликом — которого мы называли Хромиком, потому что он сильно хромал на левую ногу — который спокойно говорил, а я воспринимал это как нечто само собой разумеющееся.
— Добро пожаловать обратно в Цирк уродов, Даррен, — сказал кто-то, и я увидел перед собой живот мистера Длиноута. Я уже забыл, как быстро и бесшумно он умеет передвигаться.
— Мистер Длиноут, — вежливо кивнул я. (Он не любил обмениваться рукопожатиями)
Он приветствовал других, называя каждого по имени, даже Хорката. Когда Хоркат ответил на приветствие, мистер Длиноут, казалось, вообще не удивился. — Вы голодны? — спросил он нас.
— Это было бы просто замечательно, — ответила Эванна. — А потом я бы перебросилась с вами парой слов, Хиберниус. Есть вещи, которые мы должны обсудить.
— Да, согласился он. — Есть.
Так как цирк выступал в церкви, я пошел рядом с Эврой, чуть отставая от остальных. Нам надо было поговорить. На плече он нес свою змею. Мальчик, который выступал с ним, вскоре догнал нас. За собой он тянул вторую змею, как игрушку на веревочке. — Даррен, — сказал Эвра, — я хотел бы познакомить тебя с Шенкусом.
— Привет, Шенкус, — сказал я, пожимая руку мальчика.
— Привет, — ответил он. У него были такие же желто-зеленые волосы, узкие глаза и разноцветная кожа, как у Эвры. — Вы действительно Даррен Шен, в честь которого меня назвали?
Я искоса посмотрел на Эвру. — В честь меня?
— Да, рассмеялся он. — Шенкус был моим первенцем, и я подумал, что…
— Первенец? — перебил его я. — Так он твой? Твой сын?
— Надеюсь, что так, — усмехнулся Эвра.
— Но он такой большой! Такой взрослый!
Шенкус прямо расцвел от этой похвалы.
— Скоро будет пять, сказал Эвра. — Он крупноват для своего возраста. Несколько месяцев назад я решил задействовать его в представлении. Он так естественен.
Это было так странно! Конечно, Эвра стал достаточно взрослым, чтобы иметь жену и детей, и не было причины, по которой я должен был так удивляться. Просто для меня как будто прошло несколько месяцев с тех пор, как мы подростками спрашивали друг друга: "Что будет, когда мы вырастем?"
— У тебя есть еще дети? — спросил я.
— Двое, — ответил он. — Урче три года, а Лилии в следующем месяце будет два.
— Они все дети-змеи?
— Урча нет. Он расстроен — хочет такую же кожу — но мы стараемся сделать все, чтобы он не чувствовал себя ущербным…
— Мы?
— Я и Мерла. Ты её не знаешь. Она присоединилась к цирку после вашего ухода. У нас был просто бешеный роман. Она может снять уши с головы и использовать их как мини-бумеранги. Она тебе понравится.
Рассмеявшись, я сказал, что наверняка полюблю ее, а потом пошел за Эврой и Шенкусом на обед.
Так приятно было вернуться в цирк уродов. В конце прошлой недели я был замкнут и неразговорчив, думая о словах Эванны, но все мои тревожные мысли исчезли через час после прихода в цирк. Я встретил много старых друзей — Ганс Золотые Руки, Толстый Рамус, Сив и Сеерса, Неуязвимый Кормак, Зубастая Герта. Видел я и человека-волка, но он не был так же рад видеть меня, как другие, и я старался держаться от него подальше.
Труска — женщина, которая могла вмиг отрастить бороду, а потом так же легко избавиться от нее — почти не изменилась. Она была рада меня видеть. Она приветствовала меня на ломаном английском. Шесть лет назад она вообще не могла говорить на английском, но Эвра начал заниматься с ней, и она быстро делала успехи. — Это тяжело, — сказала она, когда мы вошли в школу, которая служила временным пристанищем Цирка. — Я не слишком сильна в языках. Но Эвра терпелив, и я постепенно учу язык. Я все еще делаю ошибки, но…
— Все мы ошибаемся, красавица, — прервал Ванча, внезапно появившись перед нами. — Вы были лукавой с вампиром, когда не должны были делать этого! — он обнял Труску и поцеловал ее. Она рассмеялась, когда он отпустил ее, и помахала ему вслед рукой.
— Бунтовщик! — хихикнула она.
— Вы знаете друг друга, ручаюсь, — сухо сказал я.
— О да, — Ванча искоса посмотрел на меня. — Мы старые друзья. Много ночей мы голенькими плескались в океане, глубоком и синем, а, Труска?
— Ванча! — возмутилась она. — Ты обещал никому не говорить об этом.
— Так я и не говорил, — хихикнул он, а затем перешел на ее родной язык. Они были похожи на пару морских котиков, лающих друг на друга.
Эвра представил меня Мерле, приятной симпатичной женщине. Он попросил ее показать мне, что она может делать с ушами. Я согласился, что это просто невероятный трюк, но я отказался от предложения бросить ее уши.
Мистер Джутинг тоже был рад возвращению. Как порядочный вампир он провел большую часть жизни с Генералами и их проблемами, но мне кажется, сердце его всегда принадлежало Цирку уродов. Ему нравилось выступать, и он скучал по этой части своей жизни. Многие спрашивали его, вернулся ли он насовсем, и выражение разочарования застывало на их лицах, когда он говорил, что не останется. Он делал вид, что ему все равно, но мне казалось, что в глубине души он все же тронут их интересом и непременно остался бы, если б мог.
