– Увы, коллеги. Не все так гладко в нашем пишущем королевстве. Статью приказали не ставить. Причем в категоричной форме приказали. Похвалили за слог, за подачу материала, идейность и метафоричность. Особенно понравилась вот эта строка: «Самка лосося напоминает любящую мать, которая готова во благо своих детей на любые жертвы. Пожалуй, это единственное живое существо, идущее на смерть ради будущего потомства».
– Можно сказать, что с себя писали, Матвеич.
– Рома, перестань. Перестань испытывать мое терпение. Касательно статьи. Обидно… очень и очень обидно. Вы старались, да и мне ваш подход понравился. Но перечить верхам я не могу. Они рассуждают здраво и мудро.
– Если мудро, то почему зарезали хорошую байку? – возмутился Марьин.
– Зарезали потому, что Запад не дремлет и продолжает плести свои сети. Они ведь все наши газеты читают. От «Скотовода Бурятии» до «Гудка» и «Советского спорта». У них там целые отделы сидят из предателей нашей Родины. Из подлых ренегатов, поставивших во главу угла дутые моральные и материальные ценности Запада. Вычитывают наши статьи, а потом бессовестно воруют идеи. Хочу подчеркнуть, светлые идеи.
– Особенно это воровство по их автомобилям, шмотью и аппаратуре хорошо прослеживается, – вставил Марьин.
– Ты вот что, Андрей. Ты сам знаешь, что говоришь откровенные глупости. На автомобиле в космос не полетишь. На кассетнике пятилетку не прокрутишь. О поклонении их попугайским шмоткам я и говорить не желаю. Пример могу привести. Знакомый купил плавки. Купил с рук у какого-то спекулянта.
– Хорошие у вас знакомые, – вставил Рома.
– Попрошу не перебивать, Хузин. Если я по твоим знакомым пройдусь, сам, наверное, краской изойду. Так вот. Купил он плавки. Цветастые, с американским флагом. В пластиковой коробочке, расписанной заморскими вензелями. Стоили они как хороший костюм.
– В хороших костюмах у нас ходят только завмаги и члены Политбюро, Виктор Матвеич, – перебил Хузин. – Хороший костюм – это импорт или индпошив.
– Хузин, кажется, я упоминал про терпение. Так вот. Поехал мой товарищ в Юрмалу, искупнулся. Выходит на берег, а весь пляж на него смотрит, гогочет и чуть ли не пальцами тычет. Потому как никакого звездно-полосатого флага уже нет, а есть прозрачный материал и женская ручка, прикрывающая его гениталию, произрастающую из густой рыжей мочалки.
– А потом плавки высохли, и флаг снова появился, – продолжил Марьин. – Виктор Матвеич, я эту историю уже раз пять слышал. Как и про китайский ковер.
– Значит, к нам завезли целую партию таких плавок, чтобы поиздеваться над народом. А что случилось с ковром из Поднебесной, Андрей?
– История немного поужаснее, чем с плавками. Семья купила дорогой китайский ковер и постелила его в гостиной. Хорошо, не на стенку повесили. Семья, нужно сказать, большая. Ночью бабушке приспичило избавиться от закипающей в изношенном пузыре урины.
– Можно без натуралистических подробностей?
– Можно. Дорога в туалет лежала через гостиную. Зашла в нее бабушка, помянула Господа в крике последнем и отбросила тапки. Потому как посередине комнаты стоял светящийся гроб с товарищем Мао Цзэдуном.
– Это тебе мертвая бабушка рассказала?
– Нет, оставшиеся в живых обитатели квартиры. И не мне. В городе об этом судачат. Оказывается, в ковре были фосфоресцирующие нити, которые в полной темноте начинали светиться, проецируя объемное изображение лежащего в гробу великого кормчего. И лежали они рядом. Фосфорный Мао и вполне себе реальная, но уже мертвая бабуленция с остывающей уриной в мочевом пузыре. Поэтому лучше плавки с женской ручкой, Виктор Матвеич, чем продукция наших китайских товарищей, от которой любого нормального человека может кондратий хватить.
– Больше похоже на детскую сказку-страшилку. Но мы отвлеклись. Я еще раз повторю: хватит забивать себе головы вещизмом. Другой бы вас давно уволил, а я продолжаю терпеть все ваши выкрутасы. Только выговорами пугаю.
– Виктор Матвеич, вот вы говорите про поклонение западному шмотью, а сами в туфлях производства ФРГ, – начал борьбу за правду Хузин. – И часы у вас мейд ин джапан.
– Рома, у меня проблемы с ногами – ревматизм. Поэтому я ношу туфли производства ФРГ. А часы мне подарил мой чехословацкий друг.
– Карел Готт?
– Ага… Карел Готт. Это все оттого, Хузин, что твой кругозор не расширяется, а сужается. От водки сужается. Кроме Карела Гота ты никого из чехословаков не знаешь?
– Знаю. Иржи Холечека, Петера Штясны. Маркету Беднарову еще знаю.
– И кто же такая Маркета Беднарова?
– Красивая девушка. Ураган, можно сказать. У меня с ней половой контакт был на ночном пляже Анапы. В рамках обмена опытом между молодежью стран социалистического блока.
– Да, Хузин… Не приведи Господь, ты из редакции вылетишь. Тяжело тебе в жизни будет. Либо сопьешься, либо сядешь.
– Звучит как пожелание.
Врать самому себе у Матвеича получалось хорошо. Даже лучше, чем врать окружающим. Этим качеством главный редактор комсомольского рупора обладать был просто обязан. Обманывая себя, Матвеич не краснел. Главный осознавал, что народ больше беспокоит наличие колбасы на прилавке, нежели полеты «Союзов» и рокот комбайнов. Как выполняются пятилетки, он видел. Частично разочароваться в идеях и жизни Матвеича заставили посещения земель, находящихся по другую сторону государственной границы. Оказавшись в Белграде, главред почувствовал, как медленно приподнимаются его веки. Прогулка по весеннему Стокгольму сделала глаза удивленными и широкими. На Нью-Йорк он смотрел взглядом человека, страдающего базедовой болезнью. Кто-то из московских коллег заметил: «Виктор Матвеич стал похож на Крупскую. И глаза, и выражение лица такие же. Только лысый».
– Ладно, жизнь на зарезанной байке, вашем хамстве и желании казаться умнее окружающих не заканчивается. Я подумаю над новым заданием, – продолжил главный. – Да и сами могли бы инициативу проявить. Ваши заметки ни о чем уже просто комом в горле встали. Я заметил – как у вас шахматы и карты отобрали, вы вообще обленились с Марьиным. А лень ведет к деградации, о которой я уже говорил. Лень к ней ведет и декалитры спиртного, с потреблением которых идет борьба на государственном уровне. Соберитесь в конце концов, удивите читателя свежим, интересным материалом.
– Есть очень хорошая тема, Виктор Матвеич. У моего знакомого саксофониста имеется огромная коллекция чертей, – предложил Хузин.
– Коллекция чертей? Он что, саксофонист-сатанист? Каких чертей, Рома?! – взревел редактор.
– А самых разных, Виктор Матвеич. Керамических, деревянных, пластмассовых. С вилами, в обнимку с котлами, с грешницами. У одного даже член стоит и достает до подбородка. Но это норвежский черт, не местный. Очень знатная у него коллекция. А потом… В любом сувенирном продаются керамические черти. У меня дома даже пепельница с рогатым имеется. Да любую латышскую народную сказку откройте! Четыре главных персонажа: барин, черт, батрак и ведьма. Живая модель капиталистического общества. Но фигурки угнетателя, раба и представительницы нечистой силы не клепают. Потому как баре, ведьмы и батраки были и будут всегда. А черт – персонал скорее вымышленная.
