– Ну ничего… Я выясню, кто распространяет в коллективе эту мерзость. И не приведи Господь, Антон, если это твоя работа.
– Да брось ты переживать! Даже если оно и так. Главное, чтобы «капуста» шла и проверок меньше было. И еще как в тосте. Чтоб хер стоял и деньги были.
Антон скрылся за дверьми. Гвидо на нервах закурил еще одну сигарету. Теперь его сознание рисовало более мрачные картины. Он видел, как собственнолично расстреливает Андрея и Рому. После недолгих раздумий Шнапсте быстрым шагом направился к ближайшей телефонной будке. Трубку долго не снимали. Наконец раздался щелчок, и монета с клацаньем провалилась в накопитель.
– Товарищ Кутырев, это Гвидо Шнапсте. Дело гонадотропина, – голос официанта звучал взволнованно.
– Да, узнал. Что-то случилось, товарищ Шнапсте?
– Можно сказать – да. Срочная новость. Произошла утечка.
– Утечка чего?
– Утечка информации, государственной тайны.
– Это уже интереснее. Подслушали разговор в ресторане?
– Нет, мне доложили. Точнее – рассказал коллега.
– Вы только не волнуйтесь. Говорите спокойнее. За вами же никто не следит?
– В принципе, я спокоен. Слежки нет, – Гвидо оглянулся по сторонам.
– Тогда поподробнее об утечке.
– Весь ресторан уже знает о моих проблемах. Знают о деле гонадотропина.
К сожалению, Шнапсте не видел в этот момент лицо Кутырева. Иначе бы он просто дал отбой. Возникла пауза.
– Вы меня слышите, товарищ Кутырев?
– Послушайте, Шнапсте. Если вы думаете, что длина вашего недоразвитого х. я относится к тайнам государственного уровня, то я не ошибся в своих предположениях. Обратитесь к хорошему врачу.
– А тайна следствия не относится к государственным?
Уставившись в табличку с номерами телефонов пожарной, «скорой» и милиции, Гвидо слушал злые, короткие гудки. По возвращении в ресторан его добила фраза одного из таджиков, которых он в разговоре с Дрискиным назвал «чанчубеками»:
– Ты где, пилять, ходишь, чирипашка нидаделянный? Девишки тортик кушать просят. Неси лучший, пилять такой.
Рома потихоньку вживался в новую роль. Освоил кассовый аппарат. Научился принимать товар и заполнять накладные. Первые дни он испытывал подзабытое чувство стеснения. Особенно после того, как увидел среди покупателей давнишнего знакомого. Рома с детства помнил пословицу: «Каждый труд почетен». Но если к врачам, летчикам и спортсменам он относился с уважением, то грузчиков, ассенизаторов и санитаров искренне жалел. Считая эти профессии нужными, Роман понимал, что освоившие их люди по-своему несчастны. А должность продавца он вообще относил к сугубо женским.
Кроме Хузина, в отделе работали молоденькие девушки Лариса и Валентина. Старшим продавцом была Наталья. Ей было слегка за тридцать. Высокая, статная, ухоженная блондинка с короткой стрижкой и большой задницей. Ромины попытки начать флирт Наташа пресекла изящной фразой: «Рома, ты мне нравишься. Но я женщина честная. Сплю только с мужем и Борей». Через неделю Рому первый раз отметили в «Книге жалоб и предложений». Время приближалось к полудню, когда у прилавка возникла пожилая дама:
– Читаешь, сынок?
– Пытаюсь, – ответил Рома.
– В школе пытаться надо было. И что же ты так внимательно читаешь?
– Ремарка, бабушка.
– Я тебе не бабушка. Бабушка для тебя – мать отца или родительницы твоей.
– Чем я вам так не угодил, странница?
– И не странница я тебе никакая. Бездельем своим ты мне не угодил.
– А мне кажется, что я на рабочем месте.
– Правильно, что кажется. Здоровый, красивый бугай сидит, ножку на ножку закинув, и книженцию мусолит. В наше время пахали на таких.
– Уважаемая, вы ведь за покупкой сюда пришли. Что вас интересует?
– Табуретки меня интересуют.
– А какие именно? Деревянные с лаковым покрытием? Деревянные окрашенные? Металлические с дерматиновым верхом и прикручивающимися ножками? Для дачи, кухни, веранды?
– Деревянные с лаком.
– К сожалению, деревянных с лаком нет.
– Тогда окрашенные.
– И окрашенных тоже в наличии не имеем.
– А чего же ты мне голову морочишь, умник?
– Я вам не голову морочу. Я пытаюсь откликнуться на вашу просьбу.
– Когда завезут табуретки?
– Этого я не знаю. Но завтра обещали хороший завоз, – заговорщически произнес Рома. – Очень дефицитный товар завезут.
– И какой? – вытянула шею старушка.
– Нужный. Импортные гробики шведского производства. Будет и ваш размер. А табуретки у нас продают этажом ниже.
– Ах ты сучище богохульное! Жалобную книгу! – возопила старушка.
Боря на инцидент особого внимания не обратил. Оказалось, что бабка не первый раз провоцировала работников на скандалы.
С Андреем Рома созванивался каждый день. Но видеться друзья стали реже. Как-то Марьин подъехал в обеденный перерыв. Рома пригласил друга в находящееся поблизости кафе. Называли его «Мавзолеем». Поговаривали, что название оно получило благодаря завсегдатаям, большинство из которых вполне можно было назвать проспиртованными.
– Может, все же возьму соточку, Андрюш? – уговаривал друга Рома. – Что тебе с нее будет?
– Нет-нет. Даже пива не предлагай, Ромка.
На скатерти появился графинчик водки, салаты, бутылка минералки.
– Рома, а я в какой-то мере даже и рад, что все так получилось. Есть во всей этой ситуации и плохое, и хорошее.
– А чего хорошего, Андрюша? Твое здоровье, – Рома опрокинул.
– Хорошее, оно в тех испытаниях, что Боженька нам ниспослал. И ниспослал их вовремя. Ведь, продолжай мы жить по-прежнему, неизвестно, чем бы все это закончилось.
– Мы и так одни из самых испытуемых людей в мире. Ты не подумай, я не против веры в Бога. Просто как-то странно. И родная коммунистическая партия нас испытывает, и Боженька страдания посылает.
– Рома, давай будем честными. Извини, что повторяюсь, но грех нам было жаловаться. И Господь нас проверить решил. Послал к нам Гвидо.
– Тогда уж не так. Сначала он послал в Роттердам моряка, который привез порнографический журнал. А уже потом направил к нам Гвидо.
– Именно. И коммунистическую партию, которую многие так не любят, тоже Господь ниспослал.
– Злой он, выходит, Андрюша. Или, может, неразборчивый?
– Он справедливый.
– А в чем справедливость? В том, что коммуняки попов шеренгами к стенке вели и храмы рушили, подобно варварам? Американцы, итальянцы, канадцы грешили меньше нас? Я уже не говорю о немцах. Полагаю, что нет. И они тоже верят в Бога. Но имеют право на нормальную жизнь.