– А если пойдем в шашлычку – наверняка много выпьем.
– Ты думаешь, Матвеич просто так нас в отпуск отправил? Нет, Андрюша. Он человечный. Знает – сразу бросить нам удастся вряд ли. Тем более после такого мощного разноса на ковре. Вот и дал нам возможность недельку погулять.
На веранде небольшого кафетерия было шумно. Подвыпившие юноши эмоционально обсуждали спортивные новости. Галдела небольшая цыганская семейка. Женская компания громко восхищалась похождениями неизвестной Верки. Дожевав последний кусок шашлыка, Андрей отыскал в кармане двухкопеечную монету и отправился звонить домой. Обратный путь от автомата до кафе он бежал. Увидев несущегося по аллее друга с испуганным лицом, Рома привстал.
– Ромка… Ром, за мной приходили. Светка ревет вовсю. Говорит, что обыск был в доме.
– Значит, не за тобой одним приходили. Просто у меня дома никого нет. Вот тебе, Андрюша, и тот самый пи. дец, который пообещал Шнапсте.
– А я тебе говорил!!! Говорил, чем эта авантюра закончится.
– Она еще не закончилась. И не говорить нужно, а думать.
– Уже думаю, Рома. Может, в бега податься?
– Куда-куда податься?! В этой стране бегать удавалось только революционерам. Да и то не всем.
– А какую статью нам клепать будут, как думаешь?
– Думаю, что хорошую.
– Бл. дь, можно хоть в такие моменты не шутить?! – заорал Андрей. – Можно нормально ответить?
Отдыхающие удивленно поглядывали на покрасневшего, громкоголосого блондина. Рома хранил спокойствие:
– Я не работник прокуратуры. Откуда мне знать, какую статью нам предъявят? Мошенничество, наверное.
Хузин набрал телефон редакции. Зоя, в отличие от Светы, не рыдала. Сообщила, что товарищи провели обыск в их кабинете, а в данный момент беседуют с Матвеичем. Посоветовала ехать в милицию самим и держать себя в руках.
– Зою слушаю редко, но здесь она права. Едем в ментовку сдаваться.
– А может, это комитет за нами приходил? – шепотом произнес Марьин.
– Интересуй мы комитет, они бы нас с водного велосипедика сняли. Да и какое отношение комитет имеет к таким делам? Мы же не за валюту лекарства Шнапсте продавали.
– Но ведь статью о гонадотропине зарубили. Вдруг препарат занесли в разряд секретных разработок?
– Даже если и занесли, он весь в ягодицах этого полоумного.
– Оно верно. Но выпить еще надо, Рома. Может статься, что водку мы в следующий раз лет через пять увидим.
– Это да. Зато сэкономим. И по деньгам, и на здоровье.
«Московская» казалась вкуснее обычного. Друзья аппетитно закусывали хрустящими маринованными огурчиками и бутербродами с рыбным паштетом. Мысленно Рома настраивал себя на благой исход. Думы Андрея были далеки от оптимизма. Он и не припоминал, когда в последний раз испытывал такое чувство страха.
– Ромка, а мы ведь сейчас на трамвай, да?..
– Можем и на такси шикануть.
– Я не про то. Конечная остановка шестого трамвая аккурат напротив следственного изолятора. Символично, правда?
– Очень. Практически от ворот зоопарка к дверям следственного изолятора. Его, кстати, обезьянником называют.
– Я не это подразумевал. Здесь жизнь, Ром! Праздник здесь! Карусели, водные велосипеды, шашлыки, тот же зоопарк. А мы сейчас поедем туда, где она заканчивается, понимаешь?
– Понимаю. Но и там жизнь. Мой сосед Коля Реденко, которого я знаю со второго класса, отсидел девять лет за убийство. До зоны он знал алфавит и песню из передачи «Спокойной ночи, малыши». После отсидки цитировал Байрона, мог поспорить с некоторыми постулатами Фрэнсиса Бэкона и Сенеки.
– Рома, мне иногда кажется, что ты и вправду полный долбо.б. И не надо мне про массу свободного времени в зоне, которое дает шанс пополнить пробелы в образовании. Про режим, который укрепляет здоровье. Не надо, Рома! Мне ближе вот эта жизнь. Без клетки и прогулок по расписанию.
– Андрюш, не рано ли ты сдаваться собрался? Нас ведь могут сегодня же и отпустить. Не такие мы особо опасные.
– А если не отпустят?
– Есть еще два варианта. По закону нас могут держать в изоляторе трое суток. По их истечении либо отъезд в централ на все время следствия, либо подписка о невыезде.
– Теперь я начинаю понимать людей, которые там на шнурках вешаются и вены заточенными ложками вскрывают.
– Угу. Выказывая таким образом любовь к своим женам и детям. Возьми себя в руки, Андрюша. Вешаются и вены режут убийцы, насильники и другие товарищи, которым светит пятнаха или «вышак».
Переполненный трамвай медленно скользил по накаленным рельсам. В открытые окна врывались струи теплого ветерка. Из конца вагона слышались распевы Африка Симона и чье-то неумелое подпевание. Взявшись за поручни, Андрей с Ромой молча раскачивались в такт движению вагона. Упитанная бабулька в сарафане веселенькой расцветки, улыбнувшись, решила полюбопытствовать:
– Никак на свидание собрались, красавцы?
– В тюрьму, бабуль, – ответил Рома.
– Шутники. Кто же в тюрьму сам едет? В тюрьму, в нее забирают.
– Несознательных забирают. А сознательные сами сдаются, – вздохнул Рома.
– Никак и вправду чего натворили?
– Если бы вы хоть изредка подходили к стенду «разыскиваются», таких вопросов бы задавать не стали. Просто… Нельзя всю жизнь от правосудия скрываться. Хоть какие-то остатки совести и у нас, рецидивистов, имеются.
Поминая святых угодников, старушка привстала и с трудом протиснулась к выходу. Марьин с гримасой неудовольствия покачал головой. Вагоновожатый объявил конечную остановку, и трамвай медленно притормозил у стен старинного желтоватого здания. Выпрыгнув на брусчатку, Рома закурил.
– Я же говорил, символично. Конечная остановка, – грустно усмехнулся Андрей. – Как говорила моя бабушка: «Остановка Дерезай – кому надо, вылезай». Эх…
– Послушай, символист. Повторяю: не нужно пессимистических страданий. Это всего-навсего следственный изолятор, а не тюрьма и не зона. Если повезет, как я уже говорил, проведем здесь три дня.
– А если не повезет? Рома, понятие везения с нашей жизнью несовместимо. Кому рассказать, не поверят. Напороться на мель, крутя педали водного велосипеда. Хорошо, на планере полетать не удумали.
– Еще успеем. И не перебивай, пожалуйста. Всю вину я беру на себя.
– Так нечестно, Рома.
– Я же просил не перебивать. Честно, Андрюша. Все честно. У тебя Света, малышка растет. Это раз. Нам не нужно формулировки «преступление в группе» – это два. Говори, что да, мол, все происходило на моих глазах, но я был категорически против.
– Рома, но я же не гондон какой. Я же не последняя сволочь, Рома.
