– Кино здесь абсолютно ни при чем. Приезжает ученик известнейшего врача-нарколога Довженко.
– И чем же он так известен? – с усмешкой поинтересовался Рома.
– Довженко изобрел метод кодирования головного мозга от алкоголизма.
– Мой мозг не микросхема. И я слышал, что от этого люди мрут.
– Не люди мрут – алкоголики.
– А по-твоему алкоголик не человек? И онкологический больной тоже не человек, да?
– Не надо спекуляций, Рома. Болезнь и распущенность – две разные вещи. Я ставлю условие. Либо ты идешь и кодируешься, либо я начинаю свою жизнь. И места в ней тебе не найдется.
– Не нужно сбиваться на пафос, Зоя. Что касается методов Довженко, то, насколько я знаю, они не признаны официальной медициной.
– Увеличение хера при помощи гормонов официальная медицина тоже наверняка не признает.
– Зоя, давай не будем вспоминать официанта и смеяться над его бедами.
– Только в том случае, если ты мне дашь слово, что закодируешься.
Рома и сам был не прочь бросить алкоголь, но Зоино условие показалось ему посягательством на свободу. И все же после недолгих препирательств он согласился.
К приезду Виктора Матвеича в редакции готовились. Проветрили все кабинеты. Украсили подоконники и столы вазочками с живыми и искусственными цветами. По коридорам, не переставая улыбаться, сновали подхалимы и стукачи. Услышав, что в коридоре затихают радостные возгласы приветствий, Шиндельман направился к Стельнову. Иосиф Натанович получил в подарок брелок с надписью «Balaton», пачку жевательной резинки для сынишки и зеленую панаму с большими полями для супруги. Заму не хотелось портить настроение шефа в первый же рабочий день. Но умолчать о поступке Марьина с Хузиным он не имел права.
– Значит, говоришь, они теперь на увеличении херов специализируются, Иосиф, – медленно выговорил Матвеич. – Во всем, гаденыши, талантливы, во всем.
– Витя, к тому, что от них всего можно ожидать, я, давно привык, – эмоционально жестикулируя, отвечал Шиндельман. – Но такого!!! Правда, и официант дебил дебилом. Притащиться в редакцию газеты с таким предложением! Он бы еще в «Известия» или «Правду» отписал. Витя, ты бы видел, как он в моем кабинете своим отростком тряс… Натурально вытащил х. й и линейку к нему, линейку давай прилаживать. У меня была мысля партизаном его по башке садануть, благо сдержался. До сих пор кажется, что это не со мной было.
– Факт. Из активных идиотов этот Шнапсте. Но ведь они вполне могли его культурненько выпроводить. Или в своем стиле, то есть – бескультурненько. Но разве можно упустить такой случай? И над идиотом поиздеваться, и денежек срубить.
– Витя, главное, что дело это можно замять. Напиши этот Шнапсте сразу заявление в органы… Ну ты и сам понимаешь.
– Я-то понимаю. Я все понимаю… А как думаешь, Иосиф, у капиталистов и вправду такие вот лекарства на вооружении имеются? Вдобавок к идеологическим инструментам, ракетам и авианосцам.
– Думаю, вполне возможно. Им ведь все равно, на чем деньги зарабатывать. На жвачке или на удлинении пенисов. А почему спросил, Вить?
– Да и сам не знаю. Просто оно, может, и жаль, что такие пилюли в наших аптеках не продаются. А то было бы чем себя занять таким охламонам, как Андрей с Ромой.
Перед тем как вызвать к себе Марьина с Хузиным, Стельнов решил побеседовать с Зоей. Убеждал повлиять на Рому, который, по словам Матвеича, является заводилой и виновником их бед. Советовал подумать над рождением ребенка. Всплакнув, Зоя со всем соглашалась. Говорила, что и ей самой все это сильно надоело. Когда дверь за девушкой закрылась, Матвеич подошел к шкафчику и, выпив рюмку «Московской», закурил. На робкий стук в дверь громко ответил: «Войдите».
– Здравствуйте, шеф! С приездом вас. А как загорели, Виктор Матвеич! – с порога восхитился Хузин. – Как Гойко Митич.
– Просто фантастически выглядите, шеф, – подхватил Марьин. – Прямо лучитесь здоровьем.
Глубоко затянувшись, Матвеич выпустил пару колечек дыма:
– Гойко Митич? Ну хорошо, не как Жан Маре. А больше ничего мне сказать не хотите?
– Еще как хотим, – начал рапортовать Рома. – Вчера вернулись из поездки на «Поезде дружбы». Читателей ждет интереснейший материал о сборе яблок. Самолично два дня отработали наравне с колхозниками и передовиками завода «ВЭФ».
– Интереснейший материал, говорите? Это хорошо, – играл на паузе Матвеич. – Это просто великолепно. И яблок собрали, и водки не пили, да?
– Вы же видите, Виктор Матвеич, – сделал удивленные глаза Марьин. – Трезвость стала нашим знаменем.
– Приятно слышать. Теперь вы, значится, знаменосцы трезвости. Момент, безусловно, положительный. А в остальном все гладко? Никаких проблем нет?
– Ну… сами понимаете. Все гладко в этой жизни не бывает. Где-то нормально, а где и не совсем.
– Это точно. Где-то жарко, а где-то и морозы. Где-то мелко, а где-то так глубоко, что и не выплыть. У кого-то есть мозги, а у кого-то их меньше. У кого-то длиннее, а у кого-то короче. Не правда ли, удлинители ху. вы?! – перешел на крик главный.
И Андрей и Рома понимали, что первый разговор с главредом будет далек от полученных в Венгрии впечатлений. На этот раз они приняли решение молчать, потому как столь серьезных провинностей за ними до случая со Шнапсте не числилось.
– И хватит изображать из себя провинившихся школяров! – продолжал кричать Виктор Матвеевич. – Вы уже взрослые люди, Хузин! Я не случайно обращаюсь именно к тебе. Марьин, а вот скажи честно, кто додумался задвинуть гормональный препарат полоумному работнику общепита? Кто додумался до такой мерзости, которая вам наверняка кажется забавной?
– Идея была общей, Виктор Матвеевич. Идея эта – плод совместных усилий, – выпалил Андрей.
– Идея, бл. дь?! Марьин, твой ответ говорит о том, что лично у тебя уже никаких идей нет и быть не может. Ты уже и мысли формулировать нормально разучился. Работа превратилась в сплошной праздник!
Опустившись в кресло, Стельнов закинул ногу на ногу. Начал нервно барабанить кончиками пальцев по коленке. Потом резко вскочил и принялся выхаживать по кабинету.
– Виктор Матвеевич, но ведь вы человек, не лишенный чувства юмора…
– Хузин, закрой свой рот!!! Юмор?! Юмор – это шутка, розыгрыш. Без последствий для себя и окружающих. И не слишком ли много юмора за последнее время?
– И здесь был розыгрыш, Виктор Матвеич, – пытался возразить Марьин.
– Не-е-т, ребятки. Здесь уже статья Уголовного кодекса, а не розыгрыш. Здесь попахивает самым настоящим криминалом. Вам самим не противно?! Ваша жизнь превратилась хер знает во что. В порнографию она превратилась!
– Так ведь и живем в порноптикуме, Виктор Матвеевич, – пробурчал Хузин.
– Что ты сказал, Хузин?! Ну-ка повтори еще раз, что ты только что сказал.
