– Ну… Есть же альтернативные нашим, советским, изданиям. Есть радиостанции.
– А вот это уж точно не про меня. Как здесь ни херово, а в предатели записываться не собираюсь. Что касается газет и «вражеских голосов» – я пас.
– Ну да… Половину жизни врать здесь, чтобы оставшуюся ее половину врать там. Хотя… То на то и получается. Только географические координаты изменятся. И все же уехать мне хочется, Андрюша. Можно заявиться в пароходство, наняться моряком. А потом уйти в первое и последнее плавание.
– Рановато, думаю.
– Я про побег. У меня знакомый в пароходстве. Подсобит, если что. Другая жизнь, другие лица… Никакого тебе дефицита. Возьми этого бедолагу Шнапсте. Живи он в той же Голландии, давно бы увеличил себе хер вполне легальным способом и не знал бы горя.
– Мы бы и там нашли лазейку, чтобы в неприятности вляпаться. Продали бы какому-нибудь негру препарат для уменьшения хера. А вот интересно, Ром… Это правда, что у негров гениталии чуть ли не полметра? Валька Савин после поездки на Кубу рассказывал. Ему, конечно, верить себе дороже. Но говорит, что причиндалы у них просто огромадные.
– Андрюш, он что, совокуплялся там с неграми?
– При чем тут совокуплялся? На пляж ходил. И видел те самые радужные картины, которые ты Шнапсте расписывал. Про выпуклые плавки, взгляды женщин… А еще рассказывал, что от наших чернокожих друзей исходит очень специфический запах. В общем, после поездки на Кубу Валька стал таким же расистом, как и ты.
– Андрюша, если ты про случай с ходячим «рубероидом» – не надо.
Хузин опрокинул рюмку. Случай, о котором упомянул Марьин, он вспоминать не любил. В тот вечер решил побыть в одиночестве. Зашел в бар «Лира». Легкая музыка, красивые оконные витражи, атмосфера грусти. Через полчаса место напротив занял пьяненький негр.
– Здрьяйствуй! – проговорил африканец.
– И тебе здравствуй! – спокойно ответил Рома.
– Я хочу с тобой говорьить.
– А я не хочу. Извини, но настроения нет.
Баклажановый человек ярко блеснул улыбкой. Придвинул к себе Ромин коктейль, плюнул в него и рассмеялся. Рома тоже рассмеялся. Чуть привстав, впечатал в физиономию иностранного гостя мощнейший джеб. Плохо воспитанный собеседник с шумом грохнулся на спину, по-киношному задрав к потолку ноги. Роме удалось бежать. Бить можно было кого угодно. Кроме детей, стариков, женщин и негров. Нанести удар представителю вечно угнетаемой расы равносильно глумлению над вождями мирового пролетариата. Если за плюху в лицо соотечественника можно отделаться сутками или штрафом, то за удар товарища из дружественной страны грозил неминуемый срок. Рома взял отпуск за свой счет. В центре города не появлялся. Через несколько дней попросил Андрея сходить в «Лиру» и поинтересоваться обстановкой. Вышибала Нормунд хорошо знал обоих. Сказал, что переполох случился нешуточный. Допрашивали весь персонал, включая посудомоек. Простые обыватели негров не жаловали. В разговорах между собой называли не иначе как «черножопыми макаками». И поэтому все работники «Лиры» чуть ли не хором заявляли, что видели Хузина в заведении первый раз и не помнят, как он выглядит.
– Ром, у меня предложение, – перешел на другую тему Марьин. – Мы пока вроде как в состоянии, позволяющем вершить ратные подвиги. Давай отпишемся. Ты о самой поездке, а я интервью с председателем колхоза сделаю. Фамилию и регалии потом добью.
– Рядом девки, бутылка только наполовину выпита…
– Ром, у нас еще две ночи впереди и обратная дорога.
Хузин достал блокнот.
«День первый. В такие минуты чувствуешь особую гордость за нашу Родину. За наших тружеников, их достижения и подрастающую смену, готовую и дальше славить успехи великой страны. С первого перрона рижского Центрального вокзала отправляется „Поезд дружбы“ с десантом из руководящих работников пролетарского райкома партии и передовиков завода „ВЭФ“. Радостные оркестранты выдают первые аккорды „Прощания славянки“, с гордостью на лицах салютуют пионеры. Жены и дети машут улыбающимся отцам семейств. А в вагонах мы уже видим настоящее подтверждение лозунга: „Народ и партия едины!“ За одним столом – инженерно-технические работники и те, кто ведет нашу партию к новым свершениям. На скатерках появляется нехитрая снедь. Вареные курицы, яйца, огурцы, бутылки боржоми. Еще совсем немного – и этих людей ждет радушная встреча на вокзале городка Лимбажи, а потом два насыщенных трудовых дня в благоухающих яблоневых садах…»
Марьин задавал вопросы и сам же на них отвечал:
«Трудовому пути председателя лимбажского колхоза имени XXV съезда КПСС Яна Яновича Хуянова может позавидовать любой его коллега. Еще мальчишкой он бредил желанием стать полезным советскому сельскому хозяйству. Учился в школе, а после уроков бежал помогать старшим. Интервью с человеком интереснейшей судьбы мы и представляем вашему вниманию.
– Ян Янович, ваше хозяйство по праву считается одним из лучших в республике. В чем секрет успеха?
– Слагаемых много. Но прежде всего это направляющая рука партии, которая сплачивает наши ряды, позволяя добиться значимых успехов в деле сбора урожая.
– Рижский десант стал традицией. Что он для вас прежде всего?
– Прежде всего это рука. Рука помощи, без которой нам было бы трудно. Кажется, что два дня – это мало. Но за эти два дня наши шефы оказывают нам неоценимую помощь в сборе урожая яблочных культур…»
– Ром, а есть понятие «яблочные культуры»?
– Есть, Андрюша. Яблочная шамурла «Тайзелс» с бородатым алкашом в шляпе на этикетке. А еще кальвадос, который так любил Хемингуэй, но который нам попробовать, судя по всему, не суждено.
Когда до прибытия мини-состава в Лимбажи оставалось чуть более получаса, в купе зашел Малютка Джоки.
– Хе! А я думал, вы уже девушек окучиваете и ко второй полбанке приступили.
– Джоки, а мы решили байку сейчас написать. Неизвестно, в каком состоянии будем обратно возвращаться. И приезжаем аккурат к выходу Матвеича из отпуска.
– Правильно, Ромка. Но Матвеич вас все равно взгреет.
– А как обстановочка в святая святых? – спросил Марьин.
– Святая святых – это вагон с провизией, Андрюша. А в правительственной гостинице на колесах ничего особенного. Халдей ваш шустрит вовсю. Лебезит, улыбается. Симодин отвел меня в сторону и заговорщическим тоном сказал, что так было надо. Это он про инструктаж в плане поведения, гондон эдакий. Парочка партийных авангардистов уже изрядно весела. То есть все развивается строго в соответствии с канонами жанра.
Здание железнодорожного вокзала городка Лимбажи больше походило на игрушечный домик. Желтые стены, бурая черепица крыши. В свежевыкрашенных рамах блестели отдраенные стекла. На просторной площадке перед входом толпились встречающие. Репертуар местного оркестра не утомлял идейным подтекстом композиций. Музыканты играли веселенький марш. В центре пятачка вытянулась стойка с микрофоном. По бокам разместились колонки из местного Дома культуры и два вазона с цветами. Первым взял слово городской глава, товарищ Струпулис – высоченный мужчина с красным лицом и сизым носом. Хузин кивнул в сторону выступающего и вполголоса произнес:
