– Этот безразмерный хавроний весь провиант сожрет.
– Не переживай, Ромка, – успокоил Малютка Джоки. – Хватит всем.
– А кто имеет доступ к железнодорожным закромам родины? – поинтересовался Марьин.
– Товарищи, которые только что обдали нас запахом французских одеколонов, и журналисты, – ответил Малютка.
– А бойцы из отдела ИТР?
– Им не положено.
– Теперь понятно, почему их загнали в последний вагон и отрезали пути к сказочным яствам. Я, конечно, не против, но… Но какая несправедливость, Джоки! – воскликнул Роман. – Я об этих несчастных людях, втиснутых в аббревиатуру ИТР. Бедолаги целыми днями околачивают хером стены флагмана советской радиоэлектроники. От безделья их физиономии стали так же безжизненны, как фотографии, висящие на Доске почета. Два раза в месяц они подходят к окошечку кассы, не понимая, за что им, собственно, платят деньги. И вот им выпал шанс поработать. Не на крохотном дачном участке, половину которого занимает выгребной сортир, а в чудном яблоневом саду. Им выпал шанс, а одновременно и честь, быть хоть чем-то полезным стране. А их поселили в плацкартный вагон, да еще и отрезали путь к настоящему Эдему на колесах. И придется им под водку давиться вареными курами, яйцами и бутербродами с зельцем. Кстати, Малютка… А где мы будем жить в Лимбажи?
– Рома, хватит. Хватит этих длинных и никчемных монологов. Если ты так переживаешь за людей из ИТР – можешь с ними делиться. А жить мы будем в поезде.
– То есть как в поезде? – удивился Марьин.
– А в чем, собственно, неудобство?
– Еще какое неудобство. Две ночи три человека должны провести в ограниченном пространстве. А духота усиливает запахи, – возмущался Андрей.
– Главное – не спать на верхней полке, – посоветовал Рома. – Все амбре будет подниматься под потолок. Так что жребий со спичками неизбежен.
С каждой минутой на перроне становилось все больше пребывающих в состоянии бездумного возбуждения людей. Не соображающие, что происходит, дети. Женщины с буклями и цветами, провожающие отцов семейств. Диктор по вокзалу с выражением читала здравицы во славу трудовых подвигов на всех фронтах.
– Вот житуха, а! Что ни день, то сражение, – заметил Хузин. – А потом говорят, что много пьем. Мы не пьем, а славим победы.
– А вот интересно, на каком месте идет СССР по количеству алкашей на душу населения? – поддержал друга Марьин. – Думаю, что в первую пятерку мы точно входим. А может, и вообще в лидерах. Просто руководство страны об этом из скромности умалчивает.
Малютка Джоки нахмурился:
– Только вот не нужно этих разговоров в поезде вести. А не то и для меня, и для вас сбор яблок может стать основной профессией.
Машинист дал протяжный гудок. Яркая женщина в расклешенных брюках и босоножках на пробке кричала Юре, чтобы он обязательно позвонил и не злоупотреблял. Рядом стояла девочка в закаканной голубем блузке. Из-за ушей торчали неестественно прямые косички. Малышка посылала отцу воздушные поцелуи. Медь зазвучала торжественнее, и поезд медленно тронулся. За окнами показалось самое мрачное строение в городе – здание Центральной тюрьмы. Бурый с выщерблинами кирпич, ряды колючей проволоки. Прильнув к узким зарешеченным оконцам, составу махали зэки. Пассажиры московского и ленинградского направлений с любопытством и страхом смотрели на древний острог. Многие видели в его силуэтах немое предупреждение.
– О чем задумался, Ромка? – поинтересовался Малютка.
– Да так… У меня сын друга там под следствием сидит.
– За что скрутили?
– За непреднамеренное убийство.
– Меня эта формулировка всегда удивляла. Кого отправили к Богу?
– Бабульку. Поддали компашкой и рванули в Юрмалу. В хозяйственном купили дымовые шашки для борьбы с садовыми вредителями. Похулиганить удумали. Сошли в Майори, а там на вокзале туалет деревянный.
– Знаю. Зеленый такой. С ржавым гвоздем и нанизанными на него газетами.
– Ну вот. Смотрят, а в туалет какая-то бабулька зашла. Они чуток подождали и через щель под крышей дымовуху забросили. Крики, вопли; они – удирать. А поблизости как раз энтузиасты из добровольной народной дружины прогуливались. Ну, ребят и приняли.
– А убийство тут при чем?
– Они когда шашку кинули, божий одуванчик уже панталоны успела снять и присесть. А тут дым, шипение. От страха тетка вскочила, запуталась в панталонах – и головой о бетонную перегородку. Говорят, будь она в трусах – шансы выжить оказались бы выше. Нелепая смерть… А у нее еще и сын капитан второго ранга. Тот вообще грозился их кортиком порешить. В общем, впилят парню срок.
– Лишнее доказательство, что трусы не только сексуальнее, но и безопаснее панталон. А сколько лет идиотику? – спросил Джоки.
– Ну почему идиотику, Джоки? Восемнадцать ему.
– Рома… Я, ты, Андрюха. Все мы в детстве хулиганили. В дверь позвонить и убежать, снежок в открытое окно бросить, в сад какой залезть. Но женские сортиры дымовыми шашками забрасывать… По мне, он идиотик, угробивший ни в чем не повинную старушку. Ладно, пора обживать купе.
На укрытом белой скатеркой с кружевами столике стояли по две бутылки «Боржоми» и лимонада «Спридитис» («Мальчик-с-пальчик»). Над золотистым ободком фарфоровой вазочки возвышалась горка шоколадных конфет. Рядом – небольшая корзинка с мандаринами и печеньем. Динамик женским голосом рассказывал о достижениях завода «ВЭФ» и фантастических показателях лимбажских колхозников. Приглушив звук, Андрей начал распаковывать сумку. На нижней полке появился магнитофон «Весна», несколько кассет и кулек с бутербродами. Марьину тут же захотелось отдать их людям из ИТР. Над столом возвысилась бутылка «Московской», которую окружил походный набор рюмок. Рома взял со стола бутылку лимонада. С ухмылкой произнес:
– «Мальчик-с-пальчик». Прямо как про Гвидо. И чудачок с этикетки на него смахивает.
Андрей прыснул. Малютка Джоки сделал глаза удивленными:
– А в чем юмор? Я понял, что вы про этого несчастного официанта. Но я требую разъяснить шутку. Добавлю. Настоятельно требую после первой разъяснить шутку про официанта.
– Именно несчастного, Джоки! Именно несчастного официанта… Вот за него и выпьем, – предложил Рома.
– Так в чем несчастье гарсона, Ромка?
– В пенисе, Джоки. В мини-пенисе, который мы с Андрюхой решили удлинить…
Хузин был верен себе. Рассказывал в лицах. Иногда друга дополнял Андрей. На протяжении всего рассказа о страданиях Шнапсте Малютка Джоки заливался смехом. Хохотал он заразительно, изрядно похрюкивал.
– Он же вас, паяцев, под статью мог подвести. И кушали бы вы сейчас баланду. В одной камере с идиотиком, который дымовой шашкой вместо вредителей уничтожил ни в чем не повинную бабуленцию.
– Вот ты в роли нашего спасителя и выступил. Мы пообещали, что если Гвидо хорошо проявит себя в обслуживании высочайшего руководства, то его ждет головокружительный карьерный рост в общепите.
