Водитель Юра попытался уехать домой. Малютка Джоки сказал, что это не по-нашенски, и Юра обязан терпеть. Лабухи второй раз подряд наяривали «Лезгинку»: танец исполняли три горца с проститутками.
Андрей громко поцеловал Полину в ухо. Рассказывал о раннем половом влечении, вере в судьбоносность встреч. Рома нежно гладил по голове Анастасию, в деталях обрисовывая будущих детей и загородный домик. Малютка Джоки улыбался, обещая свидетельствовать на обеих свадьбах. И только один человек в стенах ресторана люто ненавидел весь мир. У Гвидо было желание отпроситься домой. Но он передумал. Душа требовала мести, карман – возмещения утраченного. Покусывая губу, Шнапсте терпеливо копил злобу. Несколько раз приложился к бутылке «Столичной».
Когда по залу разнеслось вступление к песне «Я тебя рисую», журналисты пригласили девушек потанцевать. На припеве Марьин картинно закидывал голову назад и тряс поднятыми к зеркальному потолку руками. Сверкающая поверхность отражала пьяную улыбку Андрея. Рома выглядел комично, постоянно выбиваясь из ритма. Медленные танцы удавались Хузину лучше.
– А куда мы потом поедем? – перекрикивая музыку, спросила Настя.
– На продолжение поэтического вечера, – заорал Рома и начал петь. – В тундру! Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним! Эгей!
Музыканты отработали последний заказ. На глянце тарелок стыли капли жира и томатной подливы. Отдыхавшую в углу зала компанию потянуло на фольклор средней полосы России. Официанты неторопливо собирали посуду и с вымученными улыбками на лице говорили о скором закрытии. Малютка Джоки решил поднять аккордный тост. Вставая, уронил стул и короткое «бл. дь»:
– Есть теплые компании… А есть горячие. Как пламень мартена, как обжигающие лучи солнца. – Речь давалась ему с трудом. – Именно в такой компании сейчас я и нахожусь. Девушки, Рома, Андрей и, конечно же, Юра… В общем… За нас!
– За нас! – радостно подхватил столик.
Официантка получила щедрые чаевые. Искренне приглашала заходить еще. К столу медленно подошел Шнапсте. Внутренний голос убеждал: «Эти негодяи испортили тебе последние месяцы жизни. Неужели они недостойны того, чтобы ты испортил им вечер?» Рома с Андреем кисло улыбнулись.
– Вот куда спускаются мои денежки. На водку, жратву и девиц. Видели бы читатели, как отдыхает авангард комсомола в лице двух отъявленных негодяев и подлецов, скрывающих свои низменные потребности от народа…
– Подожди… Я же тебя поменял. А ты снова здесь, – возмутился Йозеф. – Уйди отсюда. Сейчас же исчезни, гомосексуальное исчадие ада!
– Да! Да, я здесь! Я на своем рабочем месте. И я не ворую у людей деньги, чтобы потом просаживать их в дорогих кабаках. Я не издеваюсь над людьми, не стараюсь их унизить.
– Ты обсчитываешь народ. Простой советский народ. А значит, и воруешь, – резюмировал Малютка и обратился к Андрею с Ромой: – Вы крали у него деньги? Вы брали у него в долг?
– Джоки… Ну конечно же нет. Товарищ с бабочкой либо сумасшедший, либо просто решил нас подло оболгать, – ответил Андрей.
– Да и вообще, он на злого импотента похож, – подхватил Рома.
В моральном нокдауне Гвидо пребывал недолго. Отработанным движением вытащил из кармана блокнот и ручку. Блокнот полетел в голову Андрея. Рома смог увернуться от летевшей в лоб авторучки. Впервые в жизни Малютка Джоки наблюдал халдейский бунт. Положив «дипломат» на колени, он щелкнул замками и открывал его на манер героя шпионских фильмов. Крепко сжав в кулаке куриную ножку, Малютка со всей силы приложил копченой тушкой по физиономии Гвидо. Бронзовую хохлатку разорвало на две части. Одна часть осталась в руке атакующего, вторая отлетела далеко в зал. Ресторан утонул в хохоте и довольном гиканье отдыхающих. Громче всех смеялись Андрей с Ромой. Мысли о последствиях утопали во хмелю. Гвидо долго вертел головой по сторонам (казалось, он ищет ориентир), еле шевеля губами, провел ладонью по блестящей от жира щеке. Сплюнув прямо на пол, Шнапсте с воплем «педерасты» понесся на кухню. Утерев слезы смеха, Рома произнес:
– Логическое завершение прекрасного вечера. Валютный детектив у Ядвиги, знакомство с прекрасными девушками, ужин в ресторане и рыцарский турнир. Курицу, конечно, жаль. Но жизнь она прожила бестолковую. Ее сделали деликатесом, а она стала грозным орудием. Ну… Хоть яйца в прошлой жизни несла.
– Рома, поверь, нам с тобой яйца снесут в жизни нынешней. И неизвестно, кто оказался в более выгодном положении. Опохабленный деликатес или мы, – сквозь смех выговорил Марьин.
– Нет в этой повести печальней индивида, чем горем расчлененный Шнапсте Гвидо…
Усевшись на переднее сиденье «Волги», Малютка Джоки тут же захрапел. Юра предупредил, что развозить компанию по домам не будет и сбросит в центре. Рома принял решение заночевать у Малютки.
Гвидо Шнапсте возвращался домой раздавленным. Вспоминал школьные и уличные драки. Бывали победы, случалось, его колотили. Но он никогда не получал по физиономии копченой курицей. Да еще и в присутствии такого количества зрителей. Он никогда не был так унижен. Мысленно Шнапсте проклинал визит в редакцию и знакомство с парочкой, которую ненавидел пуще работников ОБХСС, чеснока и уколов. Директору обязательно доложат. В мельчайших подробностях обрисуют сцену. А за такую провинность легко получить строгий выговор. Могут и вообще уволить. Но это вряд ли. Главный им доволен. С новеньким будет намного сложнее.
Открыв дверь, Ира всплеснула руками:
– Гвидо?! Господи! А что за царапина на щеке? Ну что за напасть? И задница вся в синяках, а теперь вот и на лице…
– Ира, давай не будем об этом! Я прошу тебя! Давай не будем о синяках и напастях. Иначе я подумаю, что ты с ними заодно.
– С кем с ними, Гвидо?
– С ублюдками, Ирочка, – возопил Гвидо, – с современными докторами Менгеле, которые ставят опыты над невинными людьми. Я хотел радовать тебя изменениями своих пропорций. Чтобы твердый, как штык, длинный, как стебель бамбука. Твои стоны были бы еще более страстными… И мы бы делали это всегда. При дневном свете, при свете луны. А на пляже ты бы гордилась мной. Завистливые взоры, огоньки желания…
– Гвидо, может, я вызову врача?
– Нет!!! Никаких врачей! Я все тебе расскажу. Расскажу всю правду.
На волосатой груди Романа тихо посапывала пэтэушница Анастасия. Прикрыв чресла Андрея ляжкой, досматривала сны будущая многостаночница Поля. Малютка Джоки храпел рядом с кухонной плитой. Натянутый брезент раскладушки едва не касался пола. Хузин с трудом разлепил ресницы. Взглянув на часы, попытался высвободиться. В этот момент Настя проснулась.
– Ой, Ромочка-а-а, – произнесла она нараспев. – Доброе тебе утречко.
– Без пива оно добрым станет вряд ли.
– Это успеется. Ром, а хорошо вчера погудели. Давно мы так с Полькой не гулеванили. Только вот родители нас теперь точно прибьют. Но любовь требует жертв. Правда?
– Это смотря какая, – отозвался Рома. – Вечер поэзии удался на славу. Впрочем, как и ночь.
