– У меня дурное предчувствие, Ромка. А предчувствия меня редко обманывают. Этот жонглер тарелками нам всю жизнь поломает.
– Хватит ныть. Максимум – схлопочем по выговору. Да и Матвеич у нас не без чувства юмора. Позлится, наорет, а в душе ему все равно смешно будет. Нужно на время немного сбавить обороты с водочкой и показаться ему сознательными парнями, вставшими на путь исправления. Выдадим несколько хороших репортажей. А еще можно взять шефство.
– Над кем?
– Например, над какой-нибудь страдающей паркинсоном бабушкой. Или над хулиганистым мальчиком, у которого родители алкаши. А лучше над сбившейся с пути гулящей девушкой.
– Забавно. Алкаши возьмут шефство над отпрыском алкашей… Я Свете уже поклялся. Встал на колени и дал клятву. Сказал, что сразу, может, и не брошу, но дозы уменьшу значительно.
– Звучит как обещание наркомана. Дозы… Значительно уменьшишь дозы и помрешь со скуки. А потом и я в ящик сыграю. Я буду не в силах видеть картину мучений моего друга. Конечно, пить нужно меньше. А на время, может, и вообще стоит завязать. Но как снимать напряжение?
– Культурным досугом, – предложил Андрей.
– Хорошо. Допустим, можно поехать в Межапарк. С фальшивыми улыбками посмотреть на дурно пахнущих животных, покормить конфетками обезьянок. На катамаранах можно покататься. Но в Межапарке, даже сейчас, пивом разве что в сортирах и комнате кривых зеркал не торгуют. Да и надоест каждые выходные туда таскаться. Есть вариант с Юрмалой. Но это вообще гнездо разврата. На запах сосен и самцов слетаются шалавы со всего Союза. Я тут недавно подсчитал. Из детей разных народов у меня не было только казашки, таджички и азербайджанки. Даже с туркменкой посоревновался в выносливости. И все благодаря всесоюзной здравнице. В театре тоже буфет. Даже два. Идти трезвым на хоккей – преступление.
– Рома, если так рассуждать, то лучше вообще умотать на хутор. Но там ты начнешь гнать самогон. А ведь можно самолетики клеить и раскрашивать, как это делал Соломатин. На курсы какие записаться. Или марки начать собирать.
– Марки в этой стране собирают три категории людей. Идиоты, подпольные миллионеры и коллекционеры. Первые покупают то, что в цене только падает. Профили Володи лысого, серии из жизни фауны и флоры, серии с космонавтами и велосипедистами. Вторые старательно увеличивают капитал. Третью категорию к здоровым людям не отнесешь. Будут голодать, но дорожить коллекцией ценой в яйцо Фаберже. Мы с тобой не идиоты, Андрюша. И богаты мы разве что духовно.
– Рома, пойду я позвоню в редакцию. Неспокойно мне как-то. Нужно обстановку узнать.
Вернулся Андрей расстроенным. Походил он в такие моменты на понурую дворнягу. Попросил официанта принести двести граммов водки и бутерброды.
– Шнапсте сидит в редакции. Уже полчаса изливает душу в кабинете Февральского. Зоя раз пять у меня спросила, что мы натворили. Кое-что ей подслушать удалось через дверь. Халдей сумму назвал. А еще говорит, что у него аллергическая реакция на жизнь, лиловая жопа, половое бессилие и желание уйти в мир иной с кирпичом на шее.
– Последнее стало бы спасением и для нас, и для него. И себя мучает, и нас, и свою жопу, Андрюш. Грех, конечно, такое говорить, но мир с уходом Шнапсте ничего не потеряет. А может, и приобретет.
– Господь с тобой, Ром. Совсем спятил? Бога побойся. Сам развел его на деньги, а теперь смерти желаешь.
– Но он бессовестно лжет. Про бессилие, желание утопиться и аллергию на жизнь. На чеснок у него аллергия. Хочет вернуть эти несчастные шестьсот шестьдесят рублей. Халдеи не привыкли терять. У них в башке калькулятор, способный только на операции «сложить» и «умножить».
– Так, может, вернем деньги, Ромка? – неуверенно выговорил Андрей.
– Вернем? А с каких это накоплений мы их вернем, интересно?
– Ну… Составим график. Будем платить по сто рублей в месяц. Через полгодика рассчитаемся. Подарим ему на память что-нибудь. Годовую подписку, там, или путевку в санаторий «Кемери». Можно абонемент на хоккей.
– А может, всей редакцией на «жигуль» этому дебилу скинемся? Или на путевку в Геленджик? Ничего я возвращать не собираюсь. Мы с тобой таким, как он, в кабаках чаевых на две «Волги» оставили.
Шиндельман внимательно выслушал историю Гвидо. Рассказ тянул на фельетон и уголовное дело. Второго Иосифу Натановичу не хотелось. Марьина с Хузиным он воспринимал неоднозначно. Писали они, по его мнению, хорошо, увлекательно. Вне зависимости от состояния, в котором пребывали. Но их безмерное уважение к спиртному Февральского раздражало. А еще Шиндельману очень не хотелось формулировки «бросили тень на печатный орган ЦК ВЛКСМ». Скандал такого уровня мог лишить хлеба не только разбитную парочку. Под угрозу попадала карьера всего руководства издания. А вне журналистики Иосиф Натанович себя не видел. И супруга Иосифа Натановича тоже не видела мужа вне журналистики. Жены Шиндельман страшился больше цензоров и обличенных властью антисемитов. Льготы, премии, загранпоездки… Иосиф пребывал в растерянности. На него давно не выплескивалось столько отрицательных эмоций. Измерение полового члена линейкой, сбивчивая речь угнетенного проблемой Гвидо. Рассказ о ненависти к чесноку, прыжкам голышом, уколах и гимнастике. Иосиф Натанович взялся спасать ситуацию:
– Эх… Что тут скажешь? Шок, Гвидо… просто шок. Одни из лучших перьев редакции – и такая безобразная выходка, улетевшая за все рамки дозволенного. А вот посмотрите, с чего все началось. Откуда выросли ноги этой омерзительной истории? Правильно, из благодатной почвы для всего мерзостного. Из страны, где процветают наркомания, мужеложство и прочий разврат. Эту Голландию можно смело обнести колючей проволокой. Одна сплошная тюрьма. Ваш друг моряк вернулся из Роттердама с журналом. Да я более чем уверен, что ему чуть ли не насильно этот журнал впихнули. И не сомневаюсь, что впихнули бесплатно, опоив каким-нибудь заморским дурманом. Это же провокация. Гнусная порнографическая провокация. И журнал, скорее всего, тоже был порнографического содержания. Ну какое уважающее себя издание будет писать об увеличении детородного органа? Провокация, Гвидо! А ваш друг на нее поддался, утратил бдительность и, сам того не осознавая, решил найти доверчивых людей. Гвидо, вот какая субстанция является лишней в организме человека?
– Вы это к чему клоните, товарищ Шиндельман?
– Я ни к чему не клоню. Я говорю об аппендиксе, который удаляется операбельным путем. Все остальное в человеческом организме неприкосновенно. Если не болит, конечно.
– У евреев и мусульман кое-что тоже не болит. Но ведь режут.
– Гвидо, мы сейчас говорим не о традициях мировых религий. И если вам интересно, то я атеист. Так вот, я продолжу. Все остальное должно развиваться, расти. Но естественным путем. Возьмите людей. Великаны, середняки, а есть и люди совсем небольшого росточка. Они поглощают морковку, висят на турниках. Но это не всем помогает. Так и с половым органом. У кого-то он вырастает до внушительных размеров, а у кого-то останавливается в развитии. Но ведь сколько можно привести метафор! Говорят, Наполеон был невысокого роста, а ведь чуть было не завоевал весь мир. Он вырос как военачальник, – ляпнул Шиндельман.
