Волхв схватился за скамью и вглядываясь в мутное окно, обнаружил, что на дворе наступила грозовая ночь.
– Пошли! – грозно выговорила ведьма. – Да смотри, далеко от меня не удаляйся. Пропадешь!
Скрипнула дверь, и Баба Яга вышагнула наружу, а за ней и еле живой от страха Двусмысл. Там в жаркой ночи полыхала огненная река, а через нее был перекинут раскаленный кованый мост с удивительными витиеватыми балясинами и перильцами.
– Это Калинов мост?
– Да, но мы туда не пойдем. Нас на той стороне не ждут.
В подтверждение слов Бабы Яги на том берегу что-то проснулось. Огромная неизвестная тварь зашевелилась и утробно зарычала.
Казалось, что черное хмурое небо нависало прямо над головой. Волхв непроизвольно втянул голову в плечи и сгорбился. Он покорно шел за ведьмой по странному скрипящему песку к берегам пылающей Смородины, завороженно вглядываясь в огненные всполохи.
– Нынче непогодь, – пояснила Баба Яга. – Ветры пламень раздувают. Обычно речка спокойнее, и тогда можно перейти на тот берег.
Совсем скоро жар от реки стало невозможно терпеть, и Баба Яга повернула обратно.
– Неудачный день для прогулок по Нави. Пойдем домой.
Вдруг выяснилось, что Двусмысл не может вернуться по собственной воле. Его тянуло к мосту и куда-то далее. Видимо, простым смертным, единожды попавшим в Навь, дороги назад уже не было.
Мужчина упал на обжигающий песок и пополз дальше, к реке, мосту, к собственной смерти. Баба Яга округлила глаза и, схватив Двусмысла за руку, потащила его к тяжелой двери сторожевой башни. Это было непросто – волхв цеплялся левой рукой за землю и молча сопел от натуги, но Баба Яга тянула и тянула его по малозаметной тропке к спасению.
В какой-то момент они ввалились в башню и упали на пол уже внутри избушки на курьих ножках.
– Давай, милая, крути обратно к Яви!
Избушка снова заскрипела и повернулась, впустив дневной свет через мутное окошко. Затем она замерла, и все закончилось.
Двусмысл лежал на спине, сжимая кулаки, и вдруг прошептал.
– Думал, помру сейчас.
Волхв замолк, вновь переживая свое короткое, но такое опасное путешествие в мир мертвых.
– Хозяюшка, у меня в левой руке что-то зажато, – неожиданно прошептал Двусмысл.
– Ты что-то прихватил с изнанки? – удивилась Яга. – Постой! Не разжимай пальцы!
Ведьма метнулась к печи и выхватила небольшой глиняный горшок.
– В посудину бросай, то, что в руке!
Двусмысл разжал пальцы, и в обожженный котелок посыпался черный песок.
– Песок Нави! – радостно захлопала в ладоши ведьма. – Его непременно надо пересыпать в мешок. Смотри, не просыпь! Сошьем мешочек из кожи, будешь его на шее носить. Когда смерть придет за тобой, отдашь ей песочек, откупишься. Посматривай в мешок! Если песок исчезнет, значит, смерть к тебе приходила. Сам поймешь когда. Это очень хороший и сильный оберег.
Волхв благодарно кивнул.
Они часто вспоминали пережитое путешествие за кромку, но время шло, и лето красное миновало, и осень в зиму перекинулась, замело все стежки и дорожки. В эту стылую пору вся святая Русь замерла. Платила дань ненавистной Орде, зализывала раны. Разрозненная Русь проиграла, но не подчинилась. Татаро-монголов втихаря били и били крепко, особенно часто пропадали мелкие отряды и разъезды степняков. Бывало, и обозы исчезали, на которых ордынцы увозили нечестную деньгу и невольников. А в один год так басурман по всей Ивановской налупили, что они потом сорок лет из Орды носа не казали. Тогда-то и наступила великая тишина, и вдруг на тебе – снова пришли, снова повадились.
За долгое время глухозимья раненые в кровавых стычках пошли на поправку, а которые не смогли оправиться, те тихонько отправлялись в рай к новому богу. Ни в Навь, ни в Правь они уже не попадали, и это Чернобога раздражало, поэтому он все больше и больше укреплялся в мысли, что бесполезных для него русичей надобно извести.
Весна 1292 года зашевелилась звонкими ручьями и яркими красочными мазками первых цветочков на рваной палитре лесных проталин. Волхв Двусмысл все чаще и чаще тревожно вглядывался в сизые лесные дали. Новоявленный хранитель Радогоста засобирался в путь, волнуясь и ворча по мелочам.
Баба Яга предчувствуя расставание, захандрила. Однажды в сердцах она убежала босая в бурелом и там вызвала ураган, расшибая в дребезги вековые звенящие сосны. Засыпала свежей щепой целую поляну, успокоилась и вернулась в избушку.
И час настал.
Двусмысл снарядился в дальнюю и нелегкую дорогу. Волхв закинул за спину книгу, завернутую в плетеную из лыка рогожу. Котомка имела широкие удобные лямки через плечо, поэтому нести увесистый Радогост будет не трудно.
Двусмысл поклонился в пояс блистающей слезами великой ведьме.
– Пора мне. Ухожу я на веки вечные Рипейские горы искать. Спасибо тебе за хлеб, соль и волшебную науку. Прощай, хозяюшка.
В широкой небрежно заплетенной черной косе Бабы Яги просматривалась яркая седая полоса. Ворожея торжественно извлекла из-за своего дубового гроба Зеленый посох и вручила его Двусмыслу со словами:
– Я вплела в твою могучую палку стоеросовый осиновый побег, чтобы ты смог на любого сильного ворога болезнь скорую наслать, а дороженьку преследователя запутать.
– Исполать тебе за это, хозяюшка! – поклонился Двусмысл.
Баба Яга ласково улыбнулась.
– Аука принес с мохового болота крупную голубику, но не простую, а огромную и живую, с корешком. Я заговорила ее и поместила в корешки твоего перевернутого посоха, отныне эта ягода будет защищать твое здравие.
– И за это спасибо тебе, великая! – вновь поклонился до земли ушелец.
Баба Яга искренне растрогалась, смахивая набежавшую слезу.
– Ты уж побереги себя в дороге-то, с оглядочкой хоть ходи. Нынче на Руси времена шибко тревожные. Людишек лихих, что спелой малины на медвежьей делянке.
Двусмысл выпрямился, поморщился от боли в пояснице и поинтересовался:
– А что это за веревочка неприметная посох опоясывает и земли касается?
Баба Яга сморкалась в большой расписной венецианский платок и размазывала слезы.
– Какая такая веревочка? Ах, эта. Так ведь Цыпонька посоветовал сплести путеводную нить в шнурок. Это, дружка мой, для того чтобы ты свою дороженьку впотьмах и бедах всегда сыскал.
– Спасибо, Вечная!
– Руби срубы! – громогласно провозгласил ворон.
Баба Яга на прощание махнула платком.
– Посылайся в путь и будь здоров, я не буду смотреть вослед, а Аука проводит тебя до опушки моей лесины.
Как бы ни затягивалось прощание, а пора было отправляться. Волхв хмуро кивнул и пошел искать свою стезю, а за ним леший поплелся – для почета.
