Ступа летела над верхушками деревьев ровно, плавно и без резких подергиваний, но на душе ведьмы царил мрак.
Вернулась в Молохово урочище сама не своя. Уставшая, злая, как собака. Давай черепки крушить. Ругалась последними словами, какой-то меч выхватила, принялась лавки рубить, и столу с очагом досталось, и пень-колоде.
Затем молча крушила все, что ни попадя. Волхв Двусмысл схватил священный Радогост, крепко прижимая к груди, забился за печь, к гробу и там сидел, замерев с зажмуренными от ужаса глазами.
Яга ослепла от ненависти, ее глаза закрыла пелена безумия, и она, вечная ведьма, оплакивая свое бессмертие, била и била инкрустированным мечем Василия Второго Болгаробойца по камням печи и бревнам избушки на курьих ножках.
Успокоилась через часок. Уронила меч на пол и сидела на лавке, опустив свои длинные руки. Все думки думала, да толку от этого мало было.
– Выходить-то можно? – опасливо подал голос за печью Двусмысл.
– Что уж теперь, – неожиданно спокойным голосом ответила Баба Яга. – Выходи.
Волхв выполз к очагу, стряхивая с себя копоть и паутину, посмотрел на ведьму вопросительно:
– Чего сбеленилась-то? Обманули тебя что-ли?
Яга утвердительно кивнула, опустила косматую голову, почесала затылок и заявила:
– Живи у меня, сколько хочешь. Нет теперь ни сроков, ни обязательств.
Волхв с пониманием кивнул и заявил:
– Тогда до осени поживу. Книгу до конца прочесть надо.
– Я не держу тебя, живи, сколько хочешь, а Радогост себе возьми, это мой дар тебе за грамоту. А там, в подклети три сундучка много лет пылятся с золотыми, серебряными и медными монетами. Начерпай пригоршней каких надо, а захочешь – и все забирай, мне они отродясь не нужны. Там и каменья яхонтовые есть.
Волхв Двусмысл нервно сглотнул подкативший ком и срывающимся голосом просипел:
– Благодарствую, Великая, но такие дары я принять не могу. Ежели Радогост в степи снесу, сгинет он там под дождем и снегом, а злата червоного мне и подавно не надо. Увидят – убьют сразу. А вот медяков, пожалуй, можно, да и серебришка совсем чуть-чуть, чтобы тяжесть медную не таскать.
Яга безразлично кивнула.
– Книгу забери! Я на нее печать страха наложу. Один ты сможешь видеть ее и открывать, а после твоей смерти – последователь или ученик. А от злата зря отказываешься. Для сей книги обложку кожаную закажешь в Новгороде и ларь. Школу хранителей создашь, коли она и впрямь такая бесценная. На все это деньга нужна, вот и возьми.
– Так только заикнись, что Радогост у меня, честные люди тотчас на кол посадят гузкой на острие, а ежели золотишком блеснешь, то просто зарубят.
– А ты в пещеры на Рипейский камень уходи, там и схоронись, там же и Радогост спрячешь.
Волхв хмуро кивнул – он осознал, что хранить величайшую людскую книгу ему придется всю жизнь, и при этом ревностно искать преемника – ученика, которому можно будет передать реликвию с последним вздохом. В том хаосе, который завертел Чернобог на огромном пространстве от ордынского гуляй-поля до последнего моря португальских инфантов, сохранить летопись будет невероятно трудно, если это вообще возможно.
Двусмысл размышлял долго, а затем решился идти к камню, но в конце следующей весны, не раньше.
Баба Яга так обрадовалась решению волхва, что даже кинулась его обнимать и целовать, чем изрядно напугала своего учителя.
В тот же день Аука принес задушенного кабанчика-сеголетка, мягонького и свеженького.
Распотрошили, нарубили крупными кусками, насадили на рожны, нажгли углей. Баба Яга что-то нашептывала над готовящимся мясом, измельченными травками посыпала, то одной, то другой, а под самый конец посолила совсем чуть-чуть.
Изрекла:
– Соль дороже золота! А ну-ка, Двусмысл, пошукай в сенях пудовую амфору с красным вином. Припоминаю, что где-то там я ее припрятала давным-давно.
И вино греческое сыскалось. Керамическая амфора, расписанная бегущими голыми копейщиками и черными быками, была тяжела и неподъемна. Двусмысл сливал вино в глубокий ковшик, да к столу нес.
Пировали четыре дня.
Когда заканчивалось приготовленное на углях мясо, снова разводился костерок до полного прогара и запекалась новая порция дичи. К вечеру второго дня черно-бурый лис принес в зубах несколько рябчиков. Их быстро обмазали глиной, да на те же угли водрузили. Вот тогда-то Баба Яга и поведала своему собутыльнику о давнишней встрече с богоматерью Ладой и недавнем разговоре с Лелем, и об их непонятном для ведьмы желании помочь ей.
– Что-то тут нечисто! – выдохнул волхв, с хрустом пережевывая нежные косточки рябчиков. – А ведь в Радогосте что-то было сказано. Я об этом еще зимой в самую стужу прочел.
Волхв вышел во двор, задумчиво ополоснул жирные от упитанной дичи руки в кадке с дождевой водицей, вымыл лицо, приводя опьяненный рассудок в некую ясность. Затем он нетерпеливо обтерся холщовым ручником и вернувшись в избушку на курьих ножках, с настоящим трепетом подошел к специальному постаменту, на котором возлежал распахнутый Радогост. Постамент, прослышав о великой книге, изваял Аука из древней заплетенной дубовой коряги, которая вымачивалась в болоте целую сотню лет.
Двусмысл перелистнул огромную толщу листов в самое начало и нашел то, что искал. Затем долго вчитывался, задумчиво нажимая указательным перстом на переносицу.
– Они его ненавидят, – значительно провозгласил волхв. – Только вот тысячи лет назад его звали не Чернобог и не Черный Змей, а…
Волхв закашлялся.
– А как же его тогда звали? – запинаясь, спросила хмельная Баба Яга. – Не томи уже.
Двусмысл неожиданно икнул и ответил:
– Ты даже представить себе не можешь!
– Ну! А то сам меня пугаешь, а я уже триста лет ничего не боюсь.
– Тут сказано, что его имя Черный Дракон или, по-другому, Шива!
Яга с облегчением выдохнула и даже незлобиво рассмеялась.
– Фу ты, ну ты, нагнал жути! Лучше иди еще черпак драгоценного греческого напитка нацеди.
Волхв послушно взял ковшик, но вдруг горячо зашептал.
– Ты не понимаешь! Он настоящий дракон! Точнее, последний из разумных великих драконов, тех жутких огнедышащих тварей, которые тьму лет властвовали в нашем мире, задолго до появления людей. Это очень опасный противник, он вымолил свою божественную сущность у самого Сварога, а за это тот его в преисподнюю отправил властвовать и души умерших людишек славянских встречать. Также ему поставили зарок грешников мытарить. Работка, скажу тебе, не самая легкая, но вечная.
– Так вот оно что! Чернобог русского духа не переносит.
– Тут сказано, что в незапамятные времена окрепший Черный Дракон, ну или Черный Змей, выбрался из Пекельного царства в Явь, а уже оттуда в Навь, имея желание низвергнуть самого Сварога. Битва длилась целый век! Чернобога удалось с превеликим трудом отправить восвояси лишь только после того, как папенька Сварог деточек своих позвал – Перуна и Стрибога! Вот втроем и одолели его, и то, всем повезло, что Семаргл на стороне Чернобога не выступил, а то сейчас пантеон богов совсем другой был бы.
