– Как же он похож на Желана, – недовольно прошептала молодая мамаша. Она хотела было придумать ребенку имя, да, поморщив лоб, вскоре забыла об этом.
Намаялась Яга со своим первенцем!
Всю осень и последующую зиму тряслась над ним – хворал младенец часто, но ведьма лечила его. Однако мешал он ей, шибко мешал.
Ближе к лету следующего года решила из леса к людям его унести и заодно узнать, что да как в Красатинке. В дорогу собиралась без сожаления. Мальчонку завернула в холстину и амулет на шею повесить не забыла.
Амулет был хоть и деревянный, да непростой, в виде закрученного трилистника – знак Тропы Чернобога! Всю зиму вырезала его из кедровой колобашки. Знала, что сию деревину пальцами шлифовать до блеска надобно, тогда магия сидеть в ней, как в доме отчем будет, долго и надежно. А когда амулет был готов, нашептала ему заклинание для защиты от напастей и болезней, ну и от сглаза людского. Это уже так – на всякий случай.
В то время леший Аука забредшего охотника заломал, так Баба Яга не сплоховала – кожаный ремешок из сумы бедолаги вырезала. Красивый такой! Промыв и высушив амулет на майском солнышке, Яга привязала его к шнурку и, надев на шею мальчика, воздала хвалу старым богам.
Засунув в рот сына тряпочку с хлебом и солью, собралась в путь-дороженьку. Хотелось, как там серость Красатинская поживает…
Шла неожиданно долго, видать, далеко избушка вглубь Молохова урочища забралась.
Выйдя туманным утром к самому краю леса, Яга встала как вкопанная. Разрослась Красатинка! Пахло скотом и печью – ведьма долго водила длинным носом, как княжеская охотничья псина.
Решилась – вышла из подлеска на поскотину, подалась к спящим людям, перебирая дворы.
Этот дом не подходит – убогий сильно, этот тоже – собаки злые, следующий темный, ощерившийся колючим палисадником, другой окружен высоким забором, а вот новый дом сверкал милыми сердцу резными петухами: синим и красным. От избы за версту шел запах пирогов, а внутри ворковал приятный голос молодой женщины.
«Тут», – решила ведьма и, взглянув на прощание на своего сына, оставила плетеную корзину с младенцем на чистом, выскобленном крыльце.
– Соколик мой! В деревне тебе будет лучше, чем в лесу, – прошептала ворожея. Быстро поцеловала сына в розовый лобик и ушла, оставив в корзинке той плашку серебра для будущей мачехи Сокола.
– Так лучше, так лучше, – повторяла она до тех пор, пока не услышала, как тот самый красивый грудной голос женщины-хозяйки вскрикнул и позвал мужа.
– Дите! В корзине дите! – кричала селянка. – Мальчик! Господь послал нам ребенка!
Баба Яга сначала вроде бы даже хихикнула в кустах, а затем неожиданно для себя всхлипнула, размазала слезы-сопли по лицу и, завернувшись с головой в серую хламиду, потопала обратно в глушь, в лес, домой, к избушке на курьих ножках, прихватив по дороге заблудшую курицу-пеструшку «для супу».
Промаялась две недели, даже попробовала выть на луну, подобно волкам сереньким, все вещи сыночка нюхала, но так и не успокоилась. Пошла к трону Чернобога, уж он-то поговорит с ней, подскажет. Попила на дорожку настойки травяной и подалась. День и ночь искала трон Чернобога, нашла с трудом, а каменный путь и вовсе только на обратном пути сыскала.
Там, у заклан-камня Баба Яга выпучила глаза – ее сакральная жертва, красавица Преслава, невинно убиенная завядшая невеста по-прежнему лежала на черном жертвеннике. Рядом с ней, на доле
[6] дожидалась новой смерти жадная Скверна.
Яга бухнулась на колени и поползла униженная к дубовому трону ее бога – приползла и давай поклоны отвешивать. Молилась Чернобогу долго, истово, бестолково. Все думала, что сейчас владыка обязательно явится посмотреть на свою самую преданную жрицу. Но бог мертвых не снизошел, не явил своего жуткого облика. Яга замолкла, терпеливо ожидая Чернобога, но отшлифованный временем трон оставался пуст.
Посеревшее лицо ведьмы исказилось от злости.
«Почему он так поступает со мной?»
Яга схватила Скверну и с ее помощью с легкостью отсекла длинноволосую голову полвека назад усопшей Преславы.
«А где же наш женишок? Помню, помню, где-то рядом он сердце свое потерял».
Нашла по памяти – как тут забудешь? Прах Желана лежал неприглядной кучкой костей с желтым черепом рядом с заросшей тропой. Забрала и его.
Еще по темноте отправилась в обратный путь, царапая ветками нос и щеки. Вспомнила колдунья о своих новых чарах и включила магического светляка.
Этот призрачный, мерцающий свет до самой утренней зори освещал бредущую по волшебному лесу жуткую согбенную женщину в серых лохмотьях, которая несла в руках две истлевшие, отрубленные головы. Черный кривой кинжал с бриллиантовыми вкраплениями был запросто заткнут за простой пояс путницы.
Растрепанная и лохматая Баба Яга вернулась к избушке. Завалилась на лежанку и провалилась в сон, бросив перед этим головы несостоявшихся супругов в угол у печи, будто крупные репы с огорода.
– Завтра же на колья посажу. Пущай повисят головушки, как рыбы запеченные на рожнах, – довольно промямлила она и забылась от усталости и переживаний.
О сыне своем она больше и не вспоминала. Хотя, может быть, и вспоминала, да помалкивала.
Глава 9. Вторая жизнь
И потянулись годы ручейком. Яга старела. Волосы ее теряли блеск и черноту, но любознательности и въедливости в магических делах ведьма не утратила. Напротив, жажда знаний кипела в ее озлобленной душе.
Вонь и дымище постоянно клубились разноцветными облаками над избушкой. Баба Яга без устали создавала рецепты новых отваров и зелий, затем терпеливо их готовила, совершенно забывая о том, что иногда нужно приготовить и еду.
Свой заповедный лес она изучила до последней травинушки.
Бывало, выйдет на крыльцо, вытрет пот на чумазом лице, охнет от красоты глухой лесной чащи и поковыряет в зубах. Снова зуб заболел – видать не хватает ей молочка да деревенского творожка.
К людям редко ходила, в основном пакостить, а вчера вот услыхала, как возле кромки Молохова урочища человеки на мечах свирепо бились – запахом кровушки шибко вкусно нос теребило. Яга даже не удержалась, слетала на своем новом изобретении – летающей ступе – к месту человечьей гибели.
Ловко загребала помелом, как будто бы веслом на лодке. А то ведь в первый полет чуть не расшиблась в березах на той стороне черной пади, страху натерпелась – ужас! Лоб рассекла, нос сломала, морду немытую поцарапала, репьев в волосах насобирала, но после наловчилась летать, как птаха болотная, быстро и низко.
А сколько сил и ворожбы в ступу эту вложено было! Цельную неделю помещала в нее мощь круговерти воздушной, грозовой, ураганной, но смогла – управилась. Еще одну неделю потратила на заговоры да нашептывания.
