Стал столбом, оскорбил свой любимый свитер, угрожал трамваям.
Перепутал гениально и генитально.
Изучал эпос обезьян.
Откусывал наповал, гордился размером ног.
Пил пиво из ночного горшка.
Сухо отмочил, ел вприсядку, настойчиво пел навзрыд.
Запретил среду.
Посмертно победил в выставке кактусов.
Намаялся до яичницы.
Жрал краденое.
Засвидетельствовал жизнь.
Улыбался спиной.
Складывался пополам и был поперек себя шире.
Принес мешок дырок.
Сжег свое имя перед американским посольством.
Поцеловал Кремлевскую стену и засунул туда записку с желанием.
Одомашнил мавзолей.
Тренировал хвост.
Заискивал перед калькулятором.
Так любил птиц, что ловил и ел.
Написал рассказ на предъявителя.
Поезд
Она наелась несвежего времени и чувствовала себя не в своей эпохе. Там всем заправляли ж-д масоны, а Ефросинья ехала не по правилам. «Этот поезд не ходит ни обратно, ни туда», — было написано на расписании с обратной стороны. Вокзал поехал, но поезд стоял. Вагон задрожал от страха и холода, у него был какой-то нежилой вид. Декорации менялись с огромной скоростью, проводник ничего не проводил. Ручная кладь одичала и отбилась от рук.
Она придумала искусство «Плацк-Арт» и выпила титанический кипяток.
Вспыхивали города за окном, земля бежала.
На перронах продавали сосиски в тексте, рыбу в газете и алфавит не по порядку.
«Химерические животные нежизнеспособны. Разве ты не знаешь этого?» — сказала мыслящая субстанция, залезла под нижнюю полку и залаяла оттуда на надпись по-немецки: «don’t help you». Ее не пускали в рюкзак, пришлось залезать в кеды — тоже ведь шнуровка. На станциях продавалась конфеты «Птичья чечетка» упаковками по двадцать штук, штуки были разнокалиберными. Животноводческие шоколадки были в форме маленьких животных. Их было нельзя грызть, но можно рассматривать — из уважения к фауне, но ненависти к флоре.
На заду вагона было написано: «не влезай, я здесь» (желтым). Вместо дорожных знаков стояли крестики-нолики. Они символизировали борьбу добра со злом. Высшие паровозы стремились продолжать игру. Кто находился на стороне добра — ставил кресты. Темные магистры обозначали себя нулями. Из-за этого на стрелках и развязках возникли философские пробки. Объемные крестики-нолики заменили дискотеки для тех, кто признался в недвойственности. Правое и левое тянулось друг к другу. Солнце общего пользования отключали на ночь. Ефросинья гладила свою собаку по чешуе и пела ей колыбельную с такими словами:
Паровоз без колес
Стучит как гранит
И ангел меня
Отказался хранить.
Вещи пришли в движение, Белковый ангел зашел в купе. Он поцеловал ее имя в мягкий знак и признался, что сопровождает только первоклассников. Она давно умеет всё сама. На прощанье он оставил ей свой телефон и карточку с адресом Бога. Свистнул горящей собаке и закрыл за собой страницу
Знак в сгибе локтя
Она приехала домой невыспавшейся, и ей приснилось, что она писает на пол у себя в комнате и старается, чтобы никто не догадался об этом. Когда-то она решила заняться любовью, но ее застигли с собой наедине. «Почему мне не быть любовницей самой себя? — удивлялась она. — Этим людям до всего есть дело!» В то давнее давно ее пообещали разлучить с собой, и с тех пор она встречалась с собой тайно. Она давно была взрослой, но запретные свидания с собой придавали особый вкус вечерам. Когда она встречала себя, был то праздник, то не очень. Пока что она нравилась себе гораздо больше, чем кто-то другой. Из бесконечного множества удивительных и прекрасных возможностей она выбрала общаться с собой. «Самое главное — чтобы снаружи всё выглядело так, как они хотят», — написала она на внутреннем сгибе локтя. Это была не фраза, а знак, которому она назначила такой смысл. Знак был красивым, надо было только не забыть, что он обозначает.
Когда в комнату вошли, она попыталась скрыть, что сейчас видела во сне. Те, кто вошли, тоже снились, поэтому сразу всё поняли. Они заметили знак в сгибе ее локтя и неприятно заулыбались. Она ответила им искрой божией в виде разряда молнии и замуровала вход для всех, кроме животных и ангелов.
Еще долго после этого она рисовала людей лишь по памяти и считала, что человек себе может не только помочь, но и напортить. Эта история произошла с кем-то другим.
Свидание
Придя на свидание с собой, Ефросинья услышала стук в сердце и поняла, что это к ней. Лежала записка хитрым почерком: «Заметь меня. Я твой Мебель». Она села в кресло, чуть паря над ним, и осмотрела себя. Ее пальцы были такие длинные, что, казалось, на них лишние суставы. Она поджала когти ног, прикрыла кости в вырезе платья и поддержала улыбку.
— Ну-с, милочка, чем удивите? — спросила она у двери тоном обычной стервозности.
Дверь открылась, и на пороге встал Лис.
— Ефросинья!
— Я ее съела.
— Ты шутишь?
— Нет.
— А кто ты?
— Я теперь вместо нее.
— Не пугай меня!
— А почему бы нет?
— А меня ты тоже съешь?
— Нет. Я теперь буду спать две тысячи лет.
— Но ты же не спишь: разговариваешь со мной!
— Ну разговаривают же во сне!
Лис уселся рядом с ее ногами и начал вылизываться и чесаться, тихо мурча как кошка. Ефросинья не выдержала и погладила его за ухом.
— Я хочу присесть, — сказал он по-кошачьи.
— Так ты уже сидишь!
— А я всё равно хочу.
— Ну сядь еще больше!
— А это как?
— Например, ляг…
— Ну вот, — сказал он, улегшись под кресло и глядя на нее снизу вверх, — Ефросинью съела, теперь ко мне подбираешься.
— Да, может, и подбираюсь.
— Значит, меня тоже съешь?
— Не бойся, это не больно. Ты даже ничего не заметишь.
— А Ефросинья тоже ничего не заметила?
— Да, так и думает, что я — это она.
— Значит, можно называть тебя Ефросиньей?
— Конечно.
— Ефросинья!
— А?
— А как ты насчет?
— И не думай.
