Нет, это тоже рассказ про что-то другое.
Вот правильная история.
Принцесса
В одной стране жила-была принцесса, которая была так красива, что отец не показывал ее никому, чтобы никто не сглазил. Даже на ее портрет разрешалось смотреть не дольше десяти секунд. Слух о ее невероятной красоте разлетелся по всему миру. Отец мечтал о благородном женихе для дочери и так берег ее девственность, что поместил в комнату за семью оградами. Чтобы войти к принцессе, надо было набрать код, известный только королю, зайти в первую дверь, охраняемую стражниками, закрыть ее за собой, найти в темноте в длинном коридоре другую дверь, зайти в нее, закрыть за собой, найти следующую дверь — всего семь раз. Король сам носил ей еду и книжки три раза в день и разговаривал с ней обо всём. Он наизусть знал все двери и коды. Однажды он крепко спал и во сне проговорил цифры. Красивый молодой стражник подслушал их и догадался, что это код двери принцессы. В следующий раз, когда он охранял доступ к красавице, он дождался ухода короля и сам набрал заветный код. Первая дверь открылась перед ним и закрылась за ним. Он стал в темноте искать вторую дверь по длинным коридорам. Оказалось, что коридоры бесконечны и ведут в разные измерения. Он долго ходил во все подряд повороты, лазы и переходы, потерял направление и всякое представление о том, как вернуться. Он упорно искал дорогу к принцессе. Ее блестящая чешуя и яркий красный гребень стояли как живые перед его фасеточными глазами и вдохновляли на дальнейшие поиски. Неизвестно как плутая, он попал в мир, в котором сила тяжести сильно отличалась от родной. Там уже невозможно было летать. Кроме того, там не росло вкусных металлических кристаллов, и он начал мучиться голодом. Самое ужасное, воздух этого мира состоял из сухих и едких газов, и был почти лишен целительного метана. Молодой и красивый стражник превратился в бесформенную кучу, его чешуя облезла, хвост истощал, а сам он едва волочил ставшее невероятно тяжелым тело. В этом состоянии его нашли в тоннеле существа того мира.
Они замотали его в тряпки и притащили в место, залитое резким светом. Он вяло шевелил членами, вынюхивая, что бы поесть, и очень обрадовался, найдя немного фольги на полу. В хорошее время он не стал бы есть такую пресную штуку, но тут нужда довела его до полной неразборчивости. Существа долго его рассматривали и, заметив, что он умеет издавать звуки, стали учить сочетанию «денги давай», которое, как он понял, было заклинанием, открывающим путь к прекрасной принцессе. Он повторял заклинание сколько было сил, воскрешая в памяти ее чешуйчатый образ. Они приволокли его в закуток, где сновало множество существ, и оставили на каменных ступенях слушать их шарканье и завывания. Большие чудовища были неживыми, он сразу это понял, но есть их ему не позволяли. Иногда, морщась от отвращения, он съедал несколько металлических кругляшков, которые ему бросали. Он лежал, повторяя заклинание и думая о принцессе, пока однажды его не подняло с полу и не потащило за собой одно из прохожих существ. Оно отличалось чем-то неуловимым — было не такой отчетливой формы, как остальные, и могло ходить по измерениям. Оно завело его в следующий коридор, а оттуда привело в комнату, где стало лечить и кормить вкусной едой в капсулах. Он обрадовался, что наконец своими страданиями заслужил помощь небес и встретил проводника. Отныне от принцессы его отделяло на одну дверь меньше. А у Ефросиньи появился дракон.
Метро
Внешне всё выглядело так, будто Ефросинья поздно вечером едет в метро вниз по оранжевой ветке. На самом деле она лежала в постели одетая, на своем голом любовнике с несимметричным лицом. Он говорил ей: «Кости идут за мышцами. Мышцы идут за мыслью. А мысль идет за невыразимым. Главное — танцевать не телом». Они говорили еще многое языком и губами, не произнося слов. Когда Ефросинья заметила, что проехала свою станцию, было уже поздно возвращаться назад. Он поехала дальше, надеясь, что когда-нибудь поезд снова вернется в ту минуту, которую она пропустила. Закольцованное время часто смешивало начало и конец историй, текущих вверх и вниз.
От Великого Щу она научилась видеть температуру и давление у окружающих людей. Она наблюдала некоторое время, как сокращаются сердца пассажиров.
Рядом с сидящей Ефросиньей стояла парочка молодых людей, которые непрерывно целовались уже несколько остановок. У них не было сердец. Их тела и головы почти не двигались, трудно было предположить, что между ними происходит столько интересного. Боковым зрением Ефросинья увидела, что обниматься им мешает пистолет, выпирающий у него из-за пазухи, а у нее в руке маленькая видеокамера, которая из-под мышки снимает вагон и Ефросинью.
Напротив сел мужик, пристально глядя в глаза. Когда она заерзала под его сверлящим взглядом, он взялся за передний зуб и начал его шатать. Зуб гулял из стороны в сторону, девушка и это сняла на видеокамеру.
Ефросинья заметила, что на ней джинсы, но нет футболки. Она сунула руку в тесный карман на заду, нащупала какой-то листок и, крепко уцепившись, потащила его наружу. Внутри записки был только почерк. «Ефросинья, деньги в носке», — было написано ее собственной рукой. Она пошевелила ногой, почувствовала, как щиколотке что-то мешает, и вытащила странные на вид купюры. Поезд встал, она вышла на незнакомой станции и стала читать ее название на стене. Это был не только чужой язык. Буквы были не похожи ни на одни земные знаки и сделаны из чего-то непонятного, выпирающего из трех измерений в четвертое.
НАС НЕТ
Ефросинью легко, но уверенно толкнули в спину. Она оглянулась — человек быстро показывал ей что-то жестами. Вокруг столпились глухонемые, они толкали друг друга, когда хотели сказать что-то вроде: «Слышь!» Но их было так много, и они говорили так быстро, что она ничего не понимала. Почему ее приняли за свою, она не знала, но сделала робкий жест четырьмя пальцами, означающий «кошка». Все засмеялись и замычали, и стали пересказывать ее слово жестами. Она заулыбалась и подарила им одно движение рукой.
На стене была табличка с названием «ALK GOL», но читать надо было промежутки между буквами. Получались слова: НАС НЕТ. Их не каждый мог заметить, а только те, кому они предназначались.
Она съела буквы, потом стену, потом станцию метро. «Еда — это процесс поглощения тобой мира», — сказала она и съела мир. Посмотрела в несимметричное лицо любовнику и увидела себя в нем, как в зеркале. Потом вспомнила, что это фантом.
Записи скромного Иеронима
Начитаешься всякого, а потом живешь с этим.
Заболел темой, а в носу шевелилась вселенная.
Было очень сильно.
Колготки волочились по снегу.
Понос никуда не годился.
Свет дали, но неисправный.
Меня надоели. Я остался сам по себе.
Еды хватало за глаза и за руку.
Засыпал наповал. Стремился в солдаты.
Бегал за бабами, но почему-то их не ел.
