Ефросинья продолжала смотреть.
Деревянные ступени сменились на узкие железные, которые сначала шли пролетами, потом свернулись винтом.
Дом оброс коваными наличниками и скрипучим петухом-флюгером, крыша заострилась, окна прищурились с боков и молитвенно закруглились сверху.
Ефросинья вдохнула и выдохнула. Дом раздал соседям по кирпичу, окна расширились и заквадратились, лестница вынеслась на улицу, побежала по внешней стене сразу на второй этаж и обросла плющом. Она оставила пока так, поцеловала себя в запястье и пошла поливать внутренние цветы.
Внутренние цветы
Растениям тоже бывает одиноко и обидно. Надо давать им возможность поверить в себя. Ефросинья подарила цветку несколько красивых камешков и уважительно отозвалась о нем два раза подряд. Цветок не показал удовольствия, но стал как-то выше. Она содержала дома хищное растение — на всякий случай в клетке, но сегодня выпустила его ненадолго погулять. Потом станцевала танец остальным цветам в горшках, покормила тень и выразила почтение мебели.
Было пусто и на небе и на земле.
Она подумала, но потом и это прекратила.
Только бисерные минуты падали на шаги и без шапочного разбора улыбались на международной арене.
Где-то сверлили, с фотографий осыпалось серебро, а с рамок золото.
Камни были абсолютно счастливы, животные чуть меньше, но тоже хорошо. Люди были несчастны. «Чем больше разума, тем больше возможности устроить себе плохую жизнь. Ведь живые существа всемогущи», — прочитала она на обоях и очень удивилась. Улыбка была неаппетитной, дышать было тепло, но все равно хотелось чем-то согреться, хотя бы враньем. Она расправила постель и села думать о сне, влюбленно глядя на свое отражение в шкафу.
Манекены
Ефросинья смотрела на свое отражение в витрине магазина. У нее был прекрасный бритый череп и большие глаза без бровей, удивленно из-за этого открытые. Она посмотрела на свое поразительно ладное тело, напоминавшее заготовку для куклы. Заметила, что она голая, просочилась внутрь сквозь стекло и начала примерять разные вещи с манекенов. «Кофточки свисают так задумчиво, свободно, даже расслабленно. Между прочим, чужие кофточки — это всегда интересно», — думало ее альтер эго. Ее фигура оказалась даже лучше, чем у пластмассовых девушек и юношей. Когда она была голой, ничто не напоминало в ней человека. Когда одевалась — становилась девушкой, юношей, женщиной, личностью. Она играла с этим, надевая и снимая с себя человеческую форму. Замечательно — прикроешь тело тряпочкой — ах, эротика, я смущаюсь! Снимешь всё — и ты только болванка человека…
Возле витрины иногда останавливались прохожие, решали, что это новый вид рекламы, и уходили дальше, втянув головы в свои дела.
«Голые люди мне всё равно нравятся больше, чем одетые. Они гораздо правдивее и открытее, беззащитнее, что ли. Некоторые, конечно, выглядят как моллюски, выковырянные из раковин, но в основном это очень даже милые существа», — сказала себе Ефросинья и стала представлять прохожих голыми. Почтенные матроны с обвисшими до пупков грудями, юноши с непрерывно стоящими членами, начальники с напряженными спинами и бесформенными животами, из-под которых еле виднелись сморщенные отростки. Свободные как зверьки маленькие дети, которым не разрешают двигаться и интересоваться миром всласть, — их утаскивали от витрины силой. Девушки с маленькими чувствительными сосками и сведенными коленками. Жилистые деды, полные никому не нужной мощи. Вся улица состояла из людей, голых под одеждой.
Люди были красивы и безобразны одновременно, и Ефросинья задумалась о Боге, который всё это зачем-то создал.
Уроборос
Кино случилось между двумя и тремя часами.
Сегодня на ее руках были украшения из изящных теней и свернувшейся крови. Она увидела затянутый плющом по самую крышу дом и заснула внутрь него. В доме жил некий лис, кусавший свой хвост. Захотелось умыться и надеть какое-нибудь имя. Пришло только сочетание букв, но сразу забылось. Ефросинья долго вспоминала и наконец вытащила пафосное слово — Уроборос. Она когда-то назвала так кольцо из подравшейся с собою змеи. Мысль ходила по кругу, лис походил на гриб и обладал вековой мудростью.
Она решила поговорить с ним:
— Насколько сера дорога?
Лис промолчал в ответ, но что-то подумал.
— Почему дуб поднимается так высоко?
Лис разделился на три, посоветовался, собрался обратно и ответил:
— Почти черная.
Дальше разговор пошел очень быстро. Ефросинью интересовало всё.
— И куда они улетели?
— Чтобы быть стройным.
— Зачем ты всё съел?
— В Африку.
— Ты рисовал красиво или не очень?
— Чтобы лопнуть.
— Это правда, что у тебя талант?
— Я просто прыгал по краске.
— Какая там книга была?
— Потомки рассудят.
— А ты рассматривал карту Евразии?
— Я просто читал, а названия не помню.
— Дорога действительно забетонирована?
— Она похожа на животное с ушами и множеством лап.
— Что у меня течет из носа?
— Это всего лишь гипс.
— Птица летела в какую сторону?
— Ниагарский водопад.
— Когда парик велик, как на лошади кататься?
— Влево, у нее крылья кривые.
— И что из этого вышло?
— Надо на резиночку подвязывать.
— Из чего делали конфеты?
— Какое-то повидло.
— Какие есть перпендикуляры к одной прямой?
— Из детских улыбочек.
— Как часто ты икал?
— Короткие и длинные.
— А где находится середина пути?
— Путаешь, я чирикал.
— Кому ты подмигиваешь?
— На мостике между лево и право.
— Дерево разобрали на листья?
— Это не глаза, а пузырьки в луже.
— А почему у тебя изо рта каплет сироп?
— Это типографские листы!
— Отчего бывают белые пятнышки на животных?
— Там дырка в щеке.
— Как ты мог дотянуться до башни?
— Это письмена Бога.
— Зачем тебе фонарик?
— Удлинял руку магическим образом.
— Ты прочитал все глянцевые журналы?
— Чтоб светить себе в рот.
