– Наверное, нужны тарелки, – сказала мама Джин-Хо. – Или… Погодите! А куда мы дели напитки? – И она захихикала. Такое с ней иногда случалось. – Изобретать новую традицию не так-то просто, – сказала она Зибе.
Зиба сказала:
– Я принесу напитки, сиди спокойно. – Потому что мама Джин-Хо так и держала Шу-Мэй у себя на коленях.
– Спасибо, Зиба, – поблагодарила мама Джин-Хо и, обернувшись к тете Джанин, пояснила: – Кое-кто у нас сегодня П-Л-А-К-С-И-В, но этого, я так понимаю, следовало ожидать.
Тетя Джанин сказала:
– Что это у тебя во рту, Шу-Мэй? Неужели пустышка?
– Оставили напоследок, – ответила мама Джин-Хо. – Когда все соберутся, мы привяжем ее к последнему шарику и она полетит – высоко-высоко…
Последние слова предназначались для Шу-Мэй, но та лишь хмурилась и крепче вгрызалась в соску.
– Отдай ей подарок! – велела Афина Джин-Хо.
Они пристроились на подоконнике рядом с Полли, которая накрасила губы почти черной помадой, и в каждом ухе у нее было по шесть сережек, все разномастные. Джин-Хо соскользнула на пол и пошла к Шу-Мэй отдать подарок Афины, а пока Шу-Мэй сдирала с подарка обертку, вошли Коупленды. Мерси Коупленд сказала:
– Извините! У вас звонок, похоже, не работает.
Она держала на руках Люси, и взрослые, конечно, принялись вокруг нее суетиться. Люси была такая красивая, что Джин-Хо готова была ее укусить. Щечки круглые, мягкие, глаза голубые, словно цветочки, а волосы – миллион золотых кудряшек, люди ахали: «Ангелочек». Гораздо красивее Шу-Мэй с ее прямыми черными волосами и глазками-щелочками. И хотя у Люси была при себе соска, она просто болталась на ленточке, подвязанной к шее, – прозрачная пластиковая пустышка, а внутри цветные кружочки, занятная, таких Джин-Хо еще не видела. Так что рот у Люси не был заткнут, в отличие от Шу-Мэй. Красивый ротик, розовый, очень маленький, пухлые губы. В руках Люси держала квадратную, завернутую в полосатую бумагу коробку, и как только мама спустила ее на пол, Люси приковыляла к Шу-Мэй и положила подарок ей на колени.
«Ах!» – восхитились все, но Шу-Мэй больше заинтересовала соска в горошек. Она подалась вперед и хотела схватить, но Люси уже повернулась обратно к своей маме.
– Вот спасибо, Люси! – сказала мама Джин-Хо, а потом еще: – Спасибо, Зиба, – потому что Зиба выставила на стол перед ней подарки Язданов.
Язданы всегда, совсем всегда, приносили подарки. По любому поводу. Это в них было самое лучшее, одно из самых лучших.
– Тут все друг друга знают? – спросила мама Джин-Хо. А поскольку никто не ответил, она сказала: – Чудесно. Тогда, я думаю, мы первым делом отпустим шарики, все согласны? Покончим с этим.
– Вроде как пластырь содрать, – сказал дедушка Джин-Хо.
– Точно. Итак, Брэд, ты принесешь последний шарик, а ты, Шу-Мэй, отдашь мне соску…
Ждать, пока Шу-Мэй отдаст соску, она не стала. Просто взяла и выдернула ее у Шу-Мэй изо рта. Рот Шу-Мэй так и остался приоткрыт, словно удивленное, влажное О, она оглядывалась по сторонам, как будто недоумевая, что с ней такое стряслось.
– И вот так, – приговаривала мама, привязывая соску к шарику. – Последняя, самая распоследняя, – почти пела она. – Все готовы? Каждый забирает шарики из гостиной, по два или по три, и мы выходим во двор и отпускаем их лететь.
Она поднялась, снова пристроила Шу-Мэй на бедре и повела всех в гостиную. Рот у Шу-Мэй оставался все в той же форме кружка, и Джин-Хо все ждала, когда та взвоет, но Шу-Мэй, похоже, была слишком изумлена.
– Мы шарики должны отпустить? – спросила Афина у Джин-Хо.
– Ага, – ответила Джин-Хо.
– Я хочу забрать свой домой.
– Нельзя, – вмешалась Сьюзен, она шла с другой стороны. – Все шарики надо отпустить.
– В гостях всегда разрешают забрать шарик домой.
– Но не когда к нему привязана соска, глупая ты, – сказала Сьюзен.
Афина заморгала.
Они вошли в гостиную и набрали каждая по три шарика.
Сьюзен сказала:
– Я розовые возьму!
Джин-Хо сначала не поняла, ведь шарики были красные, белые и синие, некоторые со звездами, или полосами, или и тем и другим – наверное, с Четвертого июля остались. Потом она увидела, что Сьюзен имела в виду цвет пустышки. Сама Джин-Хо взяла две голубые соски и одну желтую. Желтая была в форме лежащей восьмерки, и Джин-Хо стало вдруг немножко грустно: очень уж хорошо представлялось, как Шу-Мэй сосет эту свою любимую пустышку.
Они все вышли из гостиной, прошли через кухню и черный ход, спустились с крыльца. Мерси Коупленд сказала:
– Ох, вот беда! – глядя на тот вяз, который перегородил вход в гараж.
– Да, сердце кровью обливается, – сказала мама Джин-Хо. – Не говоря уж о том, что мы не можем добраться до моей машины и мебели из патио.
Она держала всего один шарик, последний, с белыми звездами. У Шу-Мэй шариков вообще не было. Разве не говорила она, что хочет взять целых шесть? Она сидела верхом на бедре у мамы, выставив вперед нижнюю губу.
– Итак, все готово! – провозгласила мама Джин-Хо. – На старт, внимание, марш!
Все шарики взмыли в небо. Скорость у них была разная, некоторые так и не сумели далеко улететь. Один из шариков Джин-Хо зацепился за сломанный вяз, а шарик Сьюзен опустился на забор Сансомов. Но почти все остальные справились, и через минуту сосок уже не было видно, одни только шарики, к которым они были привязаны, воткнулись красными, белыми и синими кнопками в ясное небо. Мама Джин-Хо была права: это красиво.
И тут послышался голос миссис Сансом:
– Битси! – Она стояла по ту сторону изгороди и держала тот шарик, что упустила Сьюзен. – Битси, у нас весь двор в детских пустышках, – сказала она.
Мама Джин-Хо сказала:
– О господи.
– Пустышки в розовых кустах. И в водосточной канаве, и на кизиле.
– Мне очень жаль, Дотти.
– Тот телевизионный кабель, что свисает с электрического столба в проулке, просто унизан пустышками.
– Мы все уберем, честное слово! – пообещала мама Джин-Хо. – Господи, я и не думала, что они упадут.
– Шу-Мэй! Посмотри-ка! – окликнул их папа Джин-Хо.
Мама Джин-Хо обернулась к нему так поспешно, словно он ее выручил.
Он стоял на заднем крыльце, а Джин-Хо до той минуты думала, что он вышел во двор вместе со всеми.
– Ну-ка, что тебе принесла Сосочная фея? – сказал он Шу-Мэй.
«Ооо! – воскликнули все гости. – Шу-Мэй! Пошли скорее смотреть!»
Шу-Мэй переводила взгляд с одного лица на другое, а губы ее по-прежнему были сложены кружком. Мама понесла ее вверх по ступенькам, в дом, посмотреть, что же ей досталось.
