– Иногда я возвращаюсь домой, после того как почту заберу или еще куда выйду, и в ту секунду, перед тем как свернуть к дому, я думаю: а вдруг она ждет меня? Стоит на крыльце и ждет, чтобы сказать, как ей жаль, она сама не знает, что на нее нашло, и просит ее простить, и когда я сворачиваю за угол, я смотрю под ноги, чтобы она не поняла, как я сам ее жду. Немножко неловко, ведь она, должно быть, наблюдает за мной, и я чувствую, что походка у меня делается не вполне естественной. Хочу напустить на себя небрежный вид, но не чересчур, ты же понимаешь. Не так, чтобы она подумала, будто у меня легко на душе, – она должна понимать, как она меня ранила.
Когда он пускался в такие рассуждения, мама Джин-Хо похлопывала его по руке или испускала низкий бормочущий звук, но все немного торопливо, словно ей не терпелось с этим покончить. Потом она принималась бранить Мариам:
– С чего ты вообще обратил на нее внимание, папа… с чего ты ею заинтересовался, честное слово, в голове не укладывается. Она того не стоит. Она злая! О, я бы не стала ее винить, если бы она просто поблагодарила и отказала. В конце концов, вы всего несколько месяцев встречались. К тому же многие женщины в таком возрасте просто не решаются вступить во второй брак из-за страховки покойного мужа, или пенсии, или еще чего-то. Да и ты не так уж разумно поступил, обрушив все это на нее, согласись. Без предупреждения, вот так, публично. И все же ей следовало сразу все прояснить – она могла тактично отклонить предложение, свести на нет. А она сказала тебе «да». И мы все праздновали! Сколько тостов! Джин-Хо и Сьюзен уже принялись высчитывать, кем они друг другу будут приходиться. И вдруг – ах! Раз – и бах! Она тебя выгнала.
– Ну не то чтобы выгнала…
– Видеться-то почему нельзя было по-прежнему? Вы же могли и дальше встречаться. Почему непременно все или ничего?
– Ну, честно говоря, – отвечал дедушка Джин-Хо, – думаю, это уж скорее было мое решение.
– Я с самого начала знала, что она очень холодная. Теперь-то, когда все кончено, я могу это сказать. Холодная и эгоистичная! – припечатывала мама Джин-Хо.
– Лапонька, она всего лишь оберегает свои границы.
– Если она такая любительница границ, зачем вообще эмигрировала?
– Битси, ты себя слышишь? Ты еще скажи – пусть любит эту страну или уезжает к себе.
– Я не о странах. Я говорю о фундаментальном… изъяне характера.
Джин-Хо опасалась, как бы дедушка не обиделся на маму, что же та все ругает Мариам. Но дедушка приезжал снова и снова. Наверное, его все устраивало.
Когда Шу-Мэй проснулась после дневного сна, мама взяла их обеих в магазин за продуктами – и никаких сосок. Шу-Мэй рыдала всю дорогу. Она и в магазине плакала, но мама Джин-Хо дала ей банан, и это немного помогло. Она все-таки всхлипывала, но от банана кусочек откусила. На обратном пути, когда она снова заплакала, мама Джин-Хо сделала вид, что ничего не слышит, и принялась обсуждать будущую вечеринку:
– Я купила цветной сахар, шоколадный сироп и эти маленькие серебряные драже… мне кажется, лучше много пирожных, чем один большой торт, согласна?
– Мммм! – отвечала Джин-Хо, затыкая пальцами уши.
Как только они добрались домой, Шу-Мэй нарыла соску под батареей в холле и отправилась дуться в комнату с телевизором.
Во вторник, когда мама одноклассницы высадила Джин-Хо у дома, Джин-Хо обнаружила маму на крыльце, в большом толстом ирландском свитере.
– Что ты тут делаешь? – спросила Джин-Хо.
– Жду тебя, конечно же, – ответила мама.
Но вообще-то она ее на крыльце никогда раньше не поджидала.
Еще мама сказала:
– Я подумала, не перекусить ли нам сегодня в патио.
И это было тоже странно, потому что погода стояла уже совсем осенняя, прохладная по-настоящему, так что Джин-Хо не снимала куртку.
Но все выяснилось, когда мама взяла поднос с едой.
– Шу-Мэй, ты идешь? – позвала она.
Шу-Мэй возила по кухне кенгуру-маму и кенгуру-детку в лиловой магазинной тележке.
– А соску тут оставь, дома, – сказала мама.
Шу-Мэй замерла и сказала «нет» так яростно, что соска выпала изо рта. Шу-Мэй наклонилась, подобрала соску, запихала ее обратно в рот и продолжала толкать тележку. Пришлось им идти во двор без нее. За едой – печенье с арахисовым маслом и яблочный сок – мама Джин-Хо опять говорила о скором празднике. Ее беспокоил прогноз погоды: с побережья приближался ураган.
– Это тот случай, когда мы зависим от погоды, – рассуждала она. – Потому что я придумала, как нам быть с сосками: привяжем их к воздушным шарикам и отпустим лететь. Красиво, правда? А потом войдем в дом и там обнаружим подарок, который оставит фея.
– А нас ураган не унесет? – спросила Джин-Хо (она только что смотрела по телевизору «Волшебника страны Оз»).
– Нет, мы слишком далеко от побережья, но вот сильный дождь вполне может быть. Будем надеяться, все закончится до субботы. По прогнозу, хуже всего ожидается в четверг, но когда эти метеорологи не попадали впросак? – Обернувшись к дому, мама окликнула: – Шу-Мэй? Ты не надумала? Вкусное печенье с арахисовым маслом, лапонька!
Они оставили заднюю дверь приоткрытой, так что Шу-Мэй отлично все слышала. Но не отвечала. Только и раздавался скрип-скрип ее тележки. Мама Джин-Хо вздохнула и потянулась за соком. Спрятала руку в рукав свитера, словно в варежку, и так через рукав взялась за стакан.
В среду – Никаких Сосок, кроме как в кровати. Папа Джин-Хо сказал, что до него, он страшно рад, что ему нужно ехать на работу. И уехал на полчаса раньше обычного. И Джин-Хо тоже была рада, что ей нужно в школу, – к тому времени, как машина мамы ее одноклассницы посигналила у ворот, уже было ясно, к чему все идет. Шу-Мэй тщательно обыскала весь дом и нигде не нашла ни одной соски. Все они лежали в коробке из-под спиртного на холодильнике, но этого Шу-Мэй не знала. Она свернулась калачиком под кухонным столом и громко-прегромко плакала. Мама Джин-Хо закрылась в ванной. Джин-Хо крикнула ей:
– Мама, я пошла!
Чуть помедлив, мама крикнула в ответ:
– Пока, дорогая. Хорошего тебя дня.
Судя по ее голосу, она, кажется, и сама тоже плакала.
В итоге Джин-Хо немножко даже боялась возвращаться домой. Но когда она вошла, там было тихо – бодрая, живая тишина, а не как когда все злятся. Мама на кухне помешивала какао, дедушка сидел у стола с газетами, а Шу-Мэй в автокресле сосала свою пустышку.
– Приветствую, мисс Дикинсон-Дональдсон! – сказал дедушка.
– Привет, деда! – ответила Джин-Хо, стараясь не смотреть в сторону Шу-Мэй, вдруг взрослые не заметили пустышку, не надо им и подсказывать.
Но мама сказала:
– Как видишь, мы несколько изменили правила.
И Джин-Хо, пробормотав «Ммм?», забралась на стул.
