Все ринулись на парковку, подхватив чемоданы. Дэйв возглавил процессию, чтобы показать, где он оставил машину. Когда он попытался уложить подарок Джин-Хо в багажник, та запротестовала:
– Надо отдать Шу-Мэй. Пусть посмотрит, пока будем ехать.
– Хорошо, милая, – сказал Дэйв. – Пока, скоро увидимся.
Он отдал ключи Брэду и пошел за Мариам на верхний уровень к ее машине. В гараже было холоднее, чем снаружи, пробирало до костей, они оба шли быстро, шаги их на бетонном полу отзванивали чуть ли не металлом.
– Не странно ли, – заговорила Мариам, – совершенно незнакомый человек вдруг вот так навеки входит в семью. Конечно, и с кровными детьми так, и все же… Почему-то это кажется мне более поразительным.
– Для меня поразительно и то и другое, – сказал Дэйв. – Помню, перед рождением Битси я волновался, как мы с ней уживемся. Я говорил Конни: «Сама подумай, как долго мы выбираем, с кем вступать в брак, а тут неведомо откуда появится этот младенец, ни психологических тестов не проходил, ни рекомендаций у него не спрашиваем, – а вдруг у нас с ним ничего общего не окажется?»
Мариам засмеялась и плотнее укуталась в пальто. Они больше ни о чем не говорили, пока не сели в машину, пока не осталась позади касса и автомобиль не слился с потоком на шоссе. Тут Дэйв сказал:
– А как насчет Сами и Зибы? Они собираются еще усыновлять?
– Кажется, они считают, что больше одного ребенка им не осилить, – ответила Мариам. – Учитывая, сколько нынче стоят частные школы.
– А общедоступное образование поддержать не хотят?
Мариам глянула на него искоса и не ответила, несколько минут вела машину молча. Ее профиль, вспыхивавший серебром в свете фар, когда мимо пролетал автомобиль, казался ледяным и суровым, а длинная линия носа – неправдоподобно прямой.
– Хотя это, наверное, сугубо личное решение, – пробормотал он наконец.
– Да, – лаконично подтвердила она.
На миг Дэйва охватила страсть к мятежу. С какой стати эта женщина демонстрирует свое превосходство! Он сказал:
– Знаете ли, иногда вы могли бы снизойти и до небольшого спора.
Она глянула на него совсем уж мельком и снова устремила взгляд на дорогу.
– Вы бы, например, могли мне сказать, что государственные школы в Балтиморе ужасны. Я бы мог ответить: да, но если бы родители впряглись, мы бы, как я надеюсь, сумели изменить дело к лучшему. Тогда вы бы возразили, что не станете жертвовать будущим своей внучки ради всего лишь надежды. Я могу вести такой спор! На куски не развалюсь!
Она все еще молчала, но, кажется, с трудом сдерживала улыбку.
– Вы так себя ведете, словно уж настолько правы, что и спорить нет надобности, – попрекнул он.
Она удивилась:
– Это я-то? – И на этот раз поглядела на него во все глаза.
– Так, словно вы думаете: о, эти тупые американцы, что они вообще понимают.
– Ничего подобного я не думаю!
– Быть американцем не так просто, как вам кажется, – признался он. – Не думайте, будто мы не понимаем, как к нам во всем мире относятся. В те времена, когда я еще ездил за границу, стоило завидеть группу наших туристов, меня передергивало, хотя я и понимал, что и сам мало чем от них отличаюсь. В том-то и беда: нас сваливают в одну кучу. Мы все, так сказать, на одном корабле, и куда бы корабль ни двинулся, я вынужден плыть вместе с ним, даже если он себя ведет… как школьный хулиган какой-нибудь. Не могу спрыгнуть за борт, как вы не понимаете!
– В то время как нас, иранцев, – сухо заговорила Мариам, – неизменно оценивают исключительно как отдельных и уникальных личностей.
– Нуу… – пробормотал он, чувствуя себя слегка глуповато. Переборщил, конечно.
– Вы видели, как сегодня в аэропорту пассажиры обходили стороной Сами, Зибу и меня? Должно быть, нет. Вы этого даже не замечаете. Но с одиннадцатого сентября так обстоят дела. О! – выдохнула она. – Порой я так устаю быть иностранкой, хоть ложись и помирай. Тяжелая это работа – быть иностранкой.
– Работа?
– Очень много труда, усилий, и все же мы никогда не впишемся окончательно. В прошлое Рождество Сьюзен сказала, когда я везла ее домой из сада: «Вот бы мы тоже праздновали Рождество, как все. Не хочу быть другой», вот что сказала она. Это разбило мне сердце.
– Что ж… – сказал Дэйв. Осторожно, чтобы не навлечь на себя очередной взгляд Мариам, он предложил: – А может быть, пусть у нее будет маленькая елочка? Разве никак нельзя?
– У нее была елочка, – сказала Мариам. Они въехали в город, и она поглядывала в зеркало бокового вида, выжидая момент, чтобы перестроиться на другую полосу. – Огромная елка. Уж это-то мы для нее сделали.
– Тогда… не знаю, украшения? Венок, гирлянда лампочек?
– Разумеется. И омела.
– А! И… А небольшие подарки – это было бы против вашей веры?
– Она получила десятки подарков. И сама дарила.
– Вот как. – На миг он умолк. – Тогда что, чулок? – спросил он в конце концов. – Чулок она вешала?
– О да.
– А колядки? Не религиозные, разумеется, но, может быть, спеть «Джингл беллз», «Доброго короля Венцеслава» и, постойте, пожалуй, «Я вижу три корабля»…
– Она ходила колядовать с соседскими детьми. Прошли по всей улице и спели все песенки до единой, и про младенца Иисуса в том числе.
– Ну тогда… – сдался он, – я не вполне понимаю…
– Но в машине в тот день она мне сказала: «Это не то же самое. Я не чувствую этого. Это не настоящее Рождество».
Дэйв рассмеялся.
– Да бога ради! – сказал он. – Это же самое говорит каждый ребенок в стране.
Она притормозила на светофоре и поглядела на него.
Он пояснил:
– Вы не думаете, что они все так рассуждают? Каждый говорит: «В другой семье празднуют правильнее, по телевизору это выглядит красивее, я думал, все будет лучше». Это же Рождество! Так оно устроено! У всех завышенные ожидания.
Она приняла его аргументы, увидел Дэйв. Ее лицо немного прояснилось.
– Эта девочка на сто процентов американка, – подытожил он.
Мариам улыбнулась и снова нажала на газ.
И дальше они ехали в молчании, которое Дэйв не пытался нарушить, потому что Мариам, казалось, погрузилась в размышления. Останавливаясь на красный свет, она постукивала ногтем по рулю, словно в такт внутреннему диалогу, и когда притормозила перед домом Брэда и Битси, сказала:
– Да, конечно, вы правы.
– Я прав?
– Я слишком чувствительна к своей иностранности.
– Что? Стойте, стойте! Я вовсе не это пытался сказать.
Но она медленно кивнула и добавила:
