Садизм не был отличительной чертой эсэсовцев — среди военнослужащих вермахта извергов тоже хватало. Адольф Бюхнер, служивший в саперном батальоне СС, признает, что многие его соотечественники получали удовольствие, физическое и психологическое, измываясь над жителями оккупированных территорий СССР. «Среди них были настоящие ублюдки, — говорит Бюхнер. — Они заставляли крестьян раздеваться донага, а потом убивали… среди наших встречались такие, кому это нравилось. Они были довольны тем, что имеют возможность всем этим заниматься… Зачем было нужно, к примеру, убивать детей на глазах у матерей, а после этого убивать самих женщин? Такое бывало. Это садизм. Были офицеры, которые получали от этого удовольствие. Им нравились всякие садистские штучки, нравилось слушать, как кричат женщины и дети, они наслаждались этим. На мой взгляд, это просто нелюди»53.
Вальтеру Фернау, который служил в 14-й истребительно-противотанковой роте, причина таких злодеяний ясна. «Если дать человеку оружие и власть над людьми, — говорит он, — и к тому же позволить ему не ограничивать себя в спиртном, он запросто может стать убийцей». Немецким солдатам на Восточном фронте случалось, как говорит Фернау, быть жестокими, особенно после того, как началась партизанская война: «Тогда любого встречного, заподозренного в связи с партизанами, сразу же убивали». А еще одним компонентом этого страшного коктейля эмоций был, как свидетельствует Фернау, сам страх — страх тех, кто вроде бы побеждал. «Вы не поверите, что значит по-настоящему бояться, — признается ветеран Второй мировой. — Когда я разговариваю с нынешней молодежью… о войне или еще о чем, всегда говорю, как мне было страшно»54.
Сталин сказал, что в захваченных врагом районах необходимо создавать невыносимые условия для него и всех его пособников, еще 3 июля 1941 года, выступая по радио55. Немцы советского вождя тоже услышали — они восприняли это так, что все граждане СССР, находящиеся на оккупированной вермахтом территории, становятся потенциальными партизанами. Кроме того, нацистская пропаганда не переставая твердила, что евреи за линией фронта представляют огромную опасность, поэтому немецкие солдаты и офицеры органично соединили партизан и евреев в одно целое. Наверное, 20 ноября 1941 года генерал Эрих фон Манштейн, командующий 11-й армией, подписывая очередной приказ, руководствовался именно этим. В его директиве, в частности, было сказано: «Еврейство является посредником между врагом в тылу и продолжающими сопротивление остатками Красной армии и ее руководителями». В этом же приказе Манштейн подчеркнул расовый характер войны: «…еврейско-большевистскую систему надлежит уничтожить раз и навсегда. Она больше никогда не должна появиться на нашем европейском жизненном пространстве. Таким образом, перед немецкими солдатами стоит задача не только истребить силовые инструменты этой системы. Они идут в бой как носители расовой идеи и как мстители за все злодеяния, совершенные против них и против всего немецкого народа»56.
Командиры некоторых немецких частей издавали для своих солдат локальные циркуляры, освобождающие их от участия в акциях, которые проводили айнзатцгруппы. Тем не менее причастность соединений вермахта к карательным операциям против партизан неоспорима. В частности, унтер-офицер одного из танково-артиллерийских подразделений Вольфганг Хорн лично отдал приказ сжечь в ходе борьбы с партизанами целую деревню. «Дома русских все равно не представляли особой ценности… мы не слишком серьезно относились к тому, чтобы жечь их… мы вообще не считали русских цивилизованным народом… их образ жизни был для нас чересчур примитивен»57.
Многие немецкие солдаты, верные идеалам нацистской пропаганды, даже не сомневались в том, что воюют с представителями низшей расы. «Каждый, даже последний скептик, — написал один военнослужащий вермахта в июле 1941 года, — сегодня знает, что война против этих недолюдей, которых довели до исступления евреи, была не только необходима, но и началась очень вовремя. Наш фюрер спас Европу от безусловного хаоса»58.
Безусловно, наряду с садистами, которые получали удовольствие от того, что делали, были и такие, для кого участие в акциях — даже опосредованное — оказалось большой проблемой. Во время инспекционной поездки в Минск летом 1941 года Гиммлера в этом лично убедился лейтенант люфтваффе Вальтер Френц, кинооператор, служивший в ставке фюрера в Восточной Пруссии.
Френц сам напросился сопровождать группу Гиммлера в Минск, потому что хотел для разнообразия увидеть что-то иное, а не только четыре штабных стены. И он увидел.
15 августа айнзатцгруппа Б проводила расстрел примерно 100 человек — партизан и евреев59, как позже записал в своем дневнике рейхсфюрер СС. Жертв заставляли ложиться в ров лицом вниз и стреляли им в затылок. Затем в яму загоняли следующих — они должны были лечь на еще теплые трупы.
Френц, надо сказать, был шокирован — он и не представлял, что может происходить нечто подобное60. После окончания акции к нему подошел командир отряда вспомогательной полиции, очевидно, потому, что Френц был в летной форме. «Лейтенант, — сказал он, — я этого больше не вынесу… Не могли бы вы забрать меня отсюда?» Френц ответил: «У меня нет никаких полномочий. Я из люфтваффе… Что я могу тут сделать?» — «Ну что ж… — вздохнул тот. — Но я больше не могу… Это ужасно…»61
Обергруппенфюрер СС Эрих фон дем Бах утверждал, что после расстрела в Минске сказал Гиммлеру: «Рейхсфюрер, это была лишь сотня расстрелянных… Посмотрите в глаза членам этой команды, и вы увидите, что все они потрясены»62.
По завершении акции Гиммлер собрал ее участников и обратился к ним с краткой речью. Рейхсфюрер заявил, что ответственность перед Богом и фюрером за то, что сейчас произошло, несет только он. Да, это неприятная процедура, но необходимая. По свидетельству фон дем Баха, Гиммлер сказал солдатам, что им следует посмотреть на природу — борьба идет всюду. «Тот, кто не хочет бороться, попросту исчезает… мы, люди, правы, когда защищаем себя от паразитов»63. Далее Гиммлер добавил, что задача, поставленная перед ними, тяжела, но лично он не знает способа ее обойти. Солдаты должны выполнить свой долг. Он не может освободить их от этого, не может их заменить64. Френцу в тот вечер Гиммлер сказал: «Возможно, вы удивлены, спрашиваете себя, зачем все это. Но если мы этого не сделаем, что они сделают с нами?» Френц вспоминает, что эти слова показались ему ужасными65. Через месяц Гиммлер выразил свои мысли намного проще: «Даже младенцев врага в люльке нужно давить, как толстых жаб. Нам довелось жить в железное время, и мы должны действовать железной метлой. Следовательно, каждому надлежит выполнять свой долг, не советуясь с совестью»66.
Потом Гиммлер поехал в пригород Минска — в больницу, которая раньше именовалась «1-я Советская трудовая колония душевнобольных Новинки». Можно предположить, что рейхсфюрер СС дал распоряжение в ближайшее время уничтожить всех ее пациентов67. Вероятно, вскоре после этого он и решил обсудить с Артуром Небе, начальником криминальной полиции рейха, с июня по октябрь 1941 года руководившим айнзатцгруппой Б, целью которой было уничтожение евреев, цыган и коммунистов на территории Белоруссии, все возможные способы массового умерщвления. Гиммлер, конечно, понял, что у тех, кто принимает — и будет принимать — участие в акциях, потенциально могут возникать психологические проблемы, и надо подумать, как этого избежать.
