Даже местный виски, по вкусу – натуральный самогон, лился в глотку вполне свободно, как вода. Вечер пролетел незаметно, причем их компания ухитрилась даже ни с кем не подраться.
Только вот утром бежать было очень тяжело. Ноги двигались словно чугунные, во рту было суше, чем в пустыне Сахара в разгар летнего сезона. Похоже, старые привычки Толика и организм Тома оказались не совсем совместимы и теперь боролись друг против друга. Но Толик все же победил, еще раз доказав, что здоровый дух всегда одолеет здоровое тело. Но весь день было действительно трудно, что было понятно – понедельник тяжелый день не только в России.
Ну а со следующего дня стало полегче. Но не намного. К обычному изучению документов, уставов и наставлений, занятиям строевой добавились тренировки в поле, и стрельба из кольта и самозарядной винтовки. Винтовка Толику в целом не понравилась. Кургузая, с очень толстой, непропорциональной ложей и малопонятной неудобной механикой. Попасть пачкой с патронами в пазы приемника – еще та задачка, особенно в бою. И целиться навскидку через диоптр не столь удобно, как с открытым прицелом – мишень теряется. Правда, на пятьсот ярдов и с готовой позиции, благодаря тому же диоптрическому прицелу, стрелять намного удобнее, чем из учебной винтовки. Но больше всего Толик возненавидел звук вышибаемой пустой пачки. Ясно было, что его услышат на расстоянии нескольких десятков метров даже днем. Он сразу сообразил, что в условиях не слишком интенсивного боя, на реальных городских или лесных дистанциях (метров пятьдесят) звон пачки будет слышен вполне явно для противника. Особенно если пачка падает на камни или металлические конструкции. Короче, заглушить этот звук может лишь канонада интенсивного боя. Эхо выстрела звон не скрадывало – как специально засек Толик, пачку вышибло вместе с экстрагированной гильзой уже после звука выстрела. Конечно, деваться-то некуда, «Гаранд» – это не автомат Калашникова, но, как известно, за неимением горничной приходиться довольствоваться тем, что есть, однако радости это положение не вызывало.
Хваленый кольтовский пистолет тоже вызвал у него явную неприязнь. Большой, брутальный в лучших американских традициях и, соответственно, очень тяжелый. Единственные удобства – ухватистая рукоять и большие, легкоуправляемые рычаги затворной задержки и предохранителя. А всё остальное, значит, неудобства, по крайней мере для него. Если честно, то стрельба из кольта оказалась для Толика очень непривычной именно из-за большого веса. Держать такую дуру одной рукой – еще то удовольствие. Хорошо хоть, что отдача, вопреки ожиданиям, оказалась сравнительно плавной и не слишком чувствительной. Вот только стрелять из такого пистолета больше чем на десяток метров оказалось очень непривычно. Похоже, мешали вбитые в подсознание воспоминания об опыте стрельбы из ПМ. «Надо будет при первом же удобном случае поменять на что-нибудь более легкое и привычное при стрельбе, – сразу после первых же выстрелов решил Толик. – Помнится, немцы выпускали… черт, выпускают сейчас, пистолет, очень похожий на наш макаров. Надо поискать обязательно».
Так, в заботах и занятиях, незаметно пролетело оставшееся время начальной подготовки. После чего взвод, в котором служил Томпсон, построили, зачитали приказ о присвоении очередных званий и предоставлении пятидневного «ар-энд-ар» – отпуска. Пять дней полной свободы. Хочешь, езжай в любое место Штатов (куда успеешь, конечно), хочешь – гуляй и пей здесь, ночуя в казарме. Новоиспеченный сержант Томпсон решил съездить в Вашингтон. Остальные рядовые, поднявшиеся из второго класса в первый, и столь же новенький, блестящий, как только что вышедший из-под пресса никель, капрал Джоди решили отметить переход в парашютисты, никуда не уезжая из лагеря.
Отпуска нет на войне
Вот и все. Подброшена монета,
Вот мелькают решка и орел…
Медный грош – цена монете этой,
Жребию цена – монетный двор.
Алькор
Скоростной поезд прибыл на Центральный вокзал строго по расписанию. Сержант Том Томпсон взял лежащий на полке вещевой мешок и вышел из вагона поезда, напоминавшего ему о виденном давным-давно фильме «В джазе только девушки».
Поискал глазами такси и сразу увидел знакомый по тем же американским фильмам, окрашенный в желтый цвет автомобиль. Оказалось, что это действительно такси, причем свободное, и водитель готов отвезти его куда угодно всего за десятку. После небольшой, но весьма оживленной беседы Тому удалось договориться, что его доставят до центрального почтамта только за пятерку. В сочетании с погодой, жаркой и влажной, всё окружающее напомнило Толику давнюю поездку в Одессу. Тем более что и говорок у таксиста, с поправкой на другой язык, точно напоминал одесский.
Но свою работу он знал и доставил Томпсона к требуемому месту без приключений и довольно быстро. Быстро по меркам сороковых, конечно. Привыкшему к другим скоростям попаданцу казалось, что машина едет совсем медленно. Настолько неторопливо, что он даже успел составить впечатление о столице США. Город поразил его какой-то невероятной схожестью зданий с Выксой, отсутствием подсознательно ожидаемых небоскребов, небольшим, словно в СССР, количеством автомобилей на улицах, и висящими повсюду в окнах полосатыми навесами от жары и непривычно большим количеством негров на улицах. Автомашины, как и везде в этом мире, представляли просто рай для любителей антиквариата. Причем часть автомобилей, выпущенная в двадцатые годы, выделялась своими квадратными, напоминавшими каретные кузовами и плоскими хромированными радиаторами. Остальные, явно более современные, напоминали виденную Толиком какую-то советскую послевоенную хронику. Еще больше поразил старинный бело-зеленый вагончик трамвая, в отличие от виденных им ранее, в прошло-будущем, ехавший по рельсам на подрезиненных колесах. Единственное, что мешало в полной мере расслабиться и насладиться поездкой – вновь появившееся чувство недоброго чужого взгляда. Потом он заметил коричневый форд, очень похожий по описанию на сбивший его в Хилл-Вэлли, неотступно, как показалось Тому, следовавший за такси.
Не обнаружив этого авто около почтамта, Толик несколько успокоился. Но не расслабился. Потому что сейчас ему предстояло сделать самое главное. Наследством, оставленным для него бывшим хозяином этого тела, надо было распорядиться, и распорядиться с умом.
Сержант в повседневной униформе, вопреки опасениям Толика, не привлек ничьего внимания. Народу, в том числе и в форме, было достаточно много, несмотря на раннее время. Несколько минут в очереди, предъявленная в качестве удостоверения личности купюра в один доллар – и небольшой, не слишком толстый пакет перешел в его руки. Обычный конверт, ничем не примечательный, из-за которого, тем не менее, уже погибли не менее десятка человек. И Толик отнюдь не рвался пополнить их ряды. Поэтому он спокойно дождался, когда у дверей соберется побольше народу, и выскользнул из здания вместе как минимум с семью сопровождающими. Сразу же, пока большинство шло к остановке трамвая, он свернул за угол и оказался на соседней улице. По его наблюдениям, никто не пытался повторить этот маневр. Но, как известно, береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Поэтому Том быстро перескочил через проезжую часть, вызвав несколько негодующих гудков владельцев механических средств передвижения. Их негодование вызвало у Толика лишь саркастическую улыбку, так как здешнее движение в надвигающийся, как он сообразил, час пик и наполовину не дотягивало до творящегося на улицах тихой провинциальной Выксы начала следующего века. Самого главного он добился – отсек возможную слежку напрочь. И с легкой душой Толик сел в первое же попавшееся такси.
