Глаза у самца – такие же узкие. Ресницы трепетали от разъяренного дыхания. Широкая овальная пасть то и дело приоткрывалась, показывая тянущуюся слюнную пену и плотный набор конических зубов.
Кроме бихчахта, со всех сторон одна за другой вышли еще семь самок. Целая стая. Сдерживать лошадей было все сложнее. Откуда бы теперь ни дул ветер, он неизменно приносил запах влажной шерсти.
– Считайте, нам повезло. – Громбакх по-прежнему вел себя странно. – Первичная стая. И все самки не панцирные, а шкурные.
– Даже не знаю, кого благодарить за такое везение, – процедила Эрза. Невольно оттягивала тетиву, но лук не поднимала.
– Что делает бихчахт?
– Ты про самца? – неуверенно спросил Теор.
– Смотрит тебе на спину, – ответил Нордис.
– Это хорошо. А вы продолжайте смотреть на него. Остальные тоже смотрят на меня?
– Да.
– Вот и славно. – Едва договорив, охотник вдруг заорал во всю ширь своей глотки. Никогда прежде, даже в сражениях, я не слышал от него такого рева.
– Кажется, наш друг – того, потек умом, – с нервной усмешкой промолвил Теор.
– Он знает, что делает, – коротко перебил его Тенуин.
Едва охотник затих, взревел уже бихчахт. Десять Громбакхов в раз не смогли бы рыкнуть с подобной глубиной и силой. В надрывном оре маргула распахнула пасть, из которой показались пятнистые язык и нёбо.
Марухши, кажется, забеспокоились больше нас. Стали перетаптываться на месте. Помогали себе средней парой лап, которые втыкались в землю, будто заостренные костыли.
– Стои́т? – спросил Гром.
– Смотрит тебе на спину, – опять проговорил Нордис.
– Значит, игра пошла. Тен, помогай. Я тебе рассказывал. Ты все помнишь?
– Все.
– Отлично.
Громбакх, расправив плечи, развернулся. Посмотрел прямиком на бихчахта. И неторопливо пошел в его сторону.
– Что происходит? – выдавил Феонил.
– Слушайте, – шепотом заторопился Тенуин. – Сейчас все зависит от того, как мы выполним весь ритуал.
– Какой еще ритуал? Вы тут сбрендили? – Густ через ткань цаниобы порывался расчесать бороду.
– Против стаи мы ничего не сделаем. И ты это знаешь.
– Густ, – скомандовала Эрза. – И все остальные. Слушайте, что говорят, и делайте. Это приказ.
– Для начала спешимся, – проговорил Тенуин.
Пока Громбакх вальяжно шел в сторону бихчахта, мы нехотя спустились из седел. Самец, замерев на валуне, следил только за охотником.
– И никаких вопросов, – настаивал следопыт. – Делайте, что я говорю. Все должно пройти слаженно.
– Мы поняли, – кивнула Миалинта.
– Самец должен поверить, что Гром вожак стаи. Тогда у нас будет шанс избежать стычки.
– Тоже мне вожак, – прохрипел Густ. – И пусть, что сражение. Посмотрим, кто кого.
– А если не поверит?
– Все самки бросятся в бой. Это будет означать, что мы даже не первичная стая, а простой сброд, с которым никто не церемонится. Настоящую стаю бихчахт уважает. – Тен легонько шлепнул своего коня по крупу. Тот отбежал в сторону и замер.
Так же сделали и остальные.
– А какие у нас шансы при стычке? – спросил я.
– Никаких, – спокойно ответил Нордис и чуть улыбнулся, точнее, оскалился.
Громбакх остановился. Теперь он был в центре поляны. В десяти шагах стояли мы. Еще в десяти – кони и минутаны. Вокруг поляны – валуны, до ближайшего из которых – чуть больше двадцати шагов. Редкие кусты, карликовые нуты. Других деревьев поблизости не было, но саму поляну окружали высокие лиственницы.
– Встаем полукругом. – Тен шагнул вперед.
Мы вытянулись полумесяцем за спиной охотника, а он тем временем неторопливо расстегивал цаниобу, приспускал втачные штаны.
– Что он делает? – прошептал Феонил.
– Бросает вызов.
– А как… – Миалинта сама оборвала свой вопрос. Дальнейшее стало понятно без слов.
Громбакх на десять шагов приблизился к бихчахту:
– А теперь молитесь, чтоб моя вонь его впечатлила. – Хохотнув, добавил: – Будете рассказывать своим детишкам. Если будет, кому рассказывать.
Расправив плечи, выпрямившись, Гром пустил струю. Эрза, глядя на это, нервно усмехнулась. Даже со спины было видно, что охотник старался взять как можно более высокую дугу. Неспешно водил тазом, демонстрируя бихчахту свою мощь.
– И кто тут ссыкун? – хмыкнул Густ.
Громбакх выдавил последние капли. Стал спешно застегивать цаниобу, затягивать крепления.
Марухши заволновались. Выставив морды, шумно втягивали воздух.
– Ну как, нравится? – Гром отошел назад, к центру поляны.
Бихчахт остался неподвижен.
– Все хорошо? – спросила Миалинта. – Надеюсь, нам не придется тут тоже…
– Он не принял вызов, – ответил Тенуин и стал закатывать рукава бурнуса. Готовился к бою.
Другие, заметив это, насторожились.
– Вот падаль, – выругался охотник. – Тен. Сейчас устроим спектакль. А ты принесешь бурдюк с хмелем. Понял?
Не дождавшись ответа, выхватил из-за спины топор. Развернулся к нам. Подбежал, заорал. Оборвал крик. Подпрыгнул. Заорал снова. Потом скомандовал:
– Скулите!
– Чего? – не понял Густ.
– Я сказал: скулите! – исступленно, размахивая топором, ответил Гром. – Он должен поверить, что вы мои самки. Мои! Скулите! Вам страшно! Жмитесь.
Бихчахт неподвижно наблюдал за происходящим.
– Делайте, – кивнул Тенуин, а сам направился к лошади охотника.
Феонил неуверенно проскулил.
– Больше страха! Ну! – Гром не успокаивался.
– Лучше сдохнуть, – проворчал Густ.
Мы с Миалинтой переглянулись. Давясь нервным смехом, стали скулить. Пригибались к земле, будто потрясенные силой и злобой племенного самца. Остальные нехотя вторили нам. Скулеж становился громче. Нордис и Густ молчали. Приходилось скулить за них.
– Да жмитесь, жмитесь к земле! – Охотник бросался из стороны в сторону. Крутил в воздухе топором.
Тенуин шел на корточках. Пятился. Одна из марухш, стоявшая сразу за лошадьми, оживилась. Оскалила пасть. Но не сдвинулась.
Бихчахт внимательно следил за представлением.
Гром неистовствовал. Кричал. Взвивался. Ругался. Показывал, что бьет нас. Несколько раз и в самом деле крепко приложился ладонью по спине Феонила и Теора. Те, войдя в раж, заскулили по-настоящему: жалобно, с дрожью. Эрза сбивалась на вой, прерывалась безумным хохотом, льнула к земле. Полукруг нашего построения дрогнул. Все стянулись потеснее друг к другу, а вокруг нас в дикарских припадках выплясывал Громбакх. Кричал что-то непонятное, нечеловеческое, то и дело срываясь в безудержный рев, на какой только была способна его глотка, и я начал побаиваться, что он в самом деле станет бить всех, кто попадет ему под руку.
