– Не надо, – повторил следопыт, но Эрза его не послушала.
Быстрым шагом пошла между соснами направо. Уверенно, без опасений. Знала, куда идет. За ней так же быстро пошел Громбакх. За Громбакхом, не медля, устремился Нордис. Я посмотрел на Теора. Кивнул ему и отправился четвертым. Теор, держа в руках хлястник, остался на месте. Наблюдать за тем, как Тенуин и Феонил обследуют оружие.
Эрза прошла через кусты и вышла на урочище, располагавшееся по соседству. Там между сосен была растянута холщовая полевая палатка. Укрепленная бревнами. Затянутая дополнительным сетчатым куполом. Вокруг палатки – ров, явно окропленный хлорисом. Лагерь был старым. Для временного постоя такой не возводят.
Веревочные лестницы уводили по стволам к самым макушкам. Дозорные вышки. На ветках – стрельные лежаки. Два массивных кострища с прогоревшими поленьями. Крупные куски угля. Еще не успели рассыпаться, но затянулись влажной пленкой. Пустые котлы. Запасы засоленной еды, муки. Бурдюки с водой, ягодной настойкой, хмелем. И ни одного человека.
Палатка пустовала.
Путевые тюфяки, конская упряжь, боевое снаряжение. И ни приметы – кому все это могло принадлежать и почему осталось без надзора.
Коротко осмотрев палатку, Эрза заторопилась дальше. Мы опять последовали за ней. Она здесь явно ориентировалась. По-прежнему держала стрелу на тетиве, но, кажется, совсем не боялась нападения. Ее движения сейчас больше выдавали растерянность.
Привела нас в третье урочище, расположенное чуть поодаль от первых двух. Еще одна палатка. Попроще. У стволов – ростовые деревянные щиты, обтянутые вываренной кожей. На земле – цепи, ошейники, нагрудники и налобники. Я уже видел такие. Мавганы. Но самих зверей нет. Как нет и хозяев.
На этот раз в палатке не было ни тюфяков, ни снаряжения. Только разбросанные по земляному полу и перевитые веревками одежды. Веревки крепились к стальным кольцам.
Тишина. Эрза застыла посреди палатки. Теор и Нордис остались снаружи.
– Ты знаешь этот лагерь, – сказал я Эрзе.
Она не ответила.
– Здесь были твои люди?
Опять нет ответа.
– Феонил подавал им сигнал. Ты уже тогда заподозрила неладное.
Эрза резко обернулась ко мне. Чуть натянула тетиву. Непроизвольное движение. В палатке сумрачно. Лица́ и уж тем более глаз Эрзы под защитной сеткой капюшона не было видно.
– Почему ты не сказала?
– Хангол… – почти нежно, с дрожью протянула Эрза и заторопилась наружу.
Я ожидал любой интонации и любых слов, но только не таких…
Задержался в палатке. Внимательно осмотрел одежды. Самые обычные путевые костюмы. Женские и мужские. Взрослые и детские. Все застегнуты, подвязаны. Никаких украшений. Никакого оружия.
Когда мы вернулись на первое урочище, следопыты окончили осмотр площадки и направлялись к первой палатке. Со стороны могло показаться, что они действуют сообща и вполне слаженно.
– Ждем. – Громбакх перекидывал в руках топор.
– Ждем, – согласилась Миалинта.
И опять как-то естественно, без обсуждений мы разбились на два изначальных отряда. Эрза с Нордисом и Густом были в меньшинстве. Хотя гирвиндионец вполне мог заменить сразу двух, если не трех бойцов.
От столкновения нас удерживало лишь то, что Миалинта доверяла Эрзе. Да и пока что не было прямых оснований в чем-либо ее обвинять. Но молчание Эрзы удивляло. Будто она не могла придумать оправдание происходившему. Или не знала, какое из них выбрать.
– Ну как? – спросил охотник, когда наконец вернулись следопыты.
Тенуин присел, вновь посмотрел на землю сквозь стекла бикуляров и промолвил:
– Здесь нет следов.
– Что значит нет следов? – вспыхнул Густ. – А это? Ты там глаза, что ли, не продрал?!
– Тихо, – вздохнула Эрза.
– Был у меня один знакомый. – Густ теперь ворчал сдавленно, но вполне различимо. – Тоже строил из себя следопыта. Вырядился в тряпки, порошков накупил. А потом…
– Тихо! – На этот раз Эрза хлестнула словом так, что даже я вздрогнул.
Вспомнил, как в свое время командным голосом меня удивила Миалинта. Две подруги стоили друг друга.
Все, кроме меня, стояли оружные, готовые к нападению. Я же не торопился доставать меч. Старался украдкой размять правую руку. Боль под браслетом не проходила. Зуд не ослабевал. Пальцы все чаще затекали, покалывали. Сукровица неизменно струилась из трещин на коже. Я чувствовал, что она напитала ткань рукава, затвердела. При любом движении корка отрывалась, из-под нее выходила новая жидкость. Мазь и повязки не помогли. Я отчасти надеялся, что началось отторжение и браслет сползет сам по себе, как со змеи сходит старая шкура. Но сейчас это было некстати. Сражаться с затекшей рукой неудобно.
– Следов нет, – повторил Тен. – Нет вообще. Ни здесь, ни вокруг палаток. Ни одного отпечатка. Будто все это, – следопыт показал на оружие, – разложили и оставили лежать еще пару месяцев назад.
– Это невозможно, – качнула головой Эрза.
– Да, – согласился Тенуин. – Оружие не покрылось ржавчиной. Его не занесло ни землей, ни пылью. Оно лежит, будто его положили здесь на восходе.
– Но как?
– Что бы здесь ни произошло, оно было быстрым, – проговорил явно напуганный Феонил.
– О чем ты? – не понял Густ.
– В деревьях нет стрел, – пояснил Тенуин. – У каждого лука – одна стрела. Готовились стрелять, но времени подготовиться не было, иначе воткнули бы несколько стрел в землю, чтобы лишний раз не тянуться к колчану. Все мечи обнажены. Ножны лежат отдельно. Значит, знали о нападении. Но не понимали, откуда оно пришло и как с ним справиться. Не нанесли ни одного удара.
– Все побросали и побежали? – Эрза явно не верила.
– Нет следов. Никто не бежал.
– И как?
– Не знаю.
– А в палатках? – спросила Миалинта.
– В первой все были на ногах. С оружием. Их явно подняла тревога. Защитные накидки лежат свернутые. Встали, в чем были. Выхватили мечи. Но опять же ничего не успели сделать. Не было даже паники. Холстина не тронута. Мешки не опрокинуты.
– А во второй? – спросил я, уже догадываясь, что именно скажет Тенуин.
– Фаиты, – кивнул он.
– Фаиты? – удивилась Миалинта.
– Они были связаны. Больше тридцати человек. Единственные, кто оставил после себя одежду.
– Это значит…
– Значит, что они умерли. Все одновременно.
– Ты уверен?
– Я знаю этот запах. Одежда пахнет влагой фаитов. Она еще не выветрилась.
– И они были связаны… – Голос Миалинты становился все более тяжелым, сдавленным.
