Деревья теперь плотно обступили дорогу. Отряд жался к левому краю. Никто не хотел даже отчасти вставать под развесистые лапы Лаэрнорского леса. Впрочем, местами сделать это было сложно – ветви все чаще смыкались над нами единой хвойной аркой. Но прежний страх не возвращался в полной силе.
Обеденный привал был кратким. Громбакх и Миалинта призывали перекусить на ходу, но Эрза настояла на своем. Пришлось бросить наэтку под надзором Феонила и Нордиса. Остальные, прихватив заплечные сумки, сошли в Равнский лес. Здесь, как и сказала Эрза, в пяти минутах от Пчелиного тракта открылась прогалина.
Первым делом натянули лошадям и минутанам намордные мешки с овсом. Затем без обсуждений разделились на два отряда. Каждый отряд подготовил себе отдельный костер: вырезал в дерне квадрат на полсажени, подцепил его с боков мечами, снял цельным лоскутом и отложил в сторону, валежник складывали на уже обнажившуюся землю.
Громбакх заявил, что сам сварит нам лютную кашу – с шишками эльны и солониной.
– Кажется, нашему другу изменил вкус, – заметил Теор. – Солонина для такой каши не годится. Тут нужно нормальное мясо.
– Пойду спрошу, как там у них с мясом, – лениво ответил охотник и отправился к костру Эрзы.
Минутой позже он вернулся без мяса, но с улыбкой. Вслед ему неслась неразборчивая ругань Густа.
– Наш добрый хряк не захотел делиться салом. Говорит, самому нужно, для мягкости в боках во время сна.
– Что ты к нему прицепился? – Я вылил воду из бурдюка в котелок.
– Просто наслаждаюсь его обществом. Этот выпердыш нравится мне все больше.
Громбакх взялся готовить кашу. Теор, не снимая капюшона, растянулся на траве. Миалинта тем временем отошла вычистить у своего минутана забившийся за шоры гнус и заодно подновить на животном слой турцанской мази. Поставила в ноги бочонок, кончиками пальцев цепляла из него густую, как творог, массу и неспешно втирала в те места, где обозначились сухие трещинки.
– Ты их раньше видела? – спросил я Миалинту.
Встал рядом. Решил осмотреть и своего минутана.
– Кого?
– Ну, Густа, Феонила, Нордиса. И других наемников Эрзы.
– Некоторых видела… Только Густ и Феонил – наемники Горсинга. Ее мужа. Густ раньше был десятником. В Третье южное восстание командовал тяжелым бартом. Потерял всех солдат под Артендолом, а потом узнал, что их бросили как наживку, чтобы отвлечь южан. Обозлился и променял строевую службу на такую… наемную.
– Феонил?
– Сирота. Эрза с Горсингом взяли его из сапожного приюта.
– Сапожного?
– Да, у нас сирот разбивают по ремесленным домам. Они там помогают, учатся… Родители у него были рыскарями. Пропали где-то в Ничейных землях. Вроде как хотели добраться до руин Изендола. Глупая затея… Туда лет сто никто не может добраться. Ну и сам понимаешь, из семьи рыскарей в сапожники трудновато… Так что Горсинг с Эрзой, считай, его спасли. Горсинг и сам сирота, вырос на навесных улицах Предместья. До сих пор называет себя сыном Целиндела.
– А Нордис?
– Личный телохранитель Эрзы.
– Даже так?
– Он ее с детства опекает. Подарок от матери.
– Подарок? А где мать?
– Уехала в Земли Молонтина. Оставила Эрзе только Нордиса. У него перед ней был долг крови. У гирвиндионцев заведено, что долг крови нужно платить всю жизнь. Если не хочешь, отказывайся от своего имени, но для колунов это хуже смерти – тебя вычеркивают из племенного дерева и все твои дети лишаются поддержки. У них отбирают дом, семью, службу. Выгоняют из Гирвиндиона.
– Им не обидно, когда их называют колунами?
– Не знаю. – Миалинта усмехнулась. – Я не так чтобы много с ними общалась. У отца был один в отряде. Такой же молчаливый.
– И такой же большой?
– Да.
– И… как этот долг крови появился?
– Спроси Эрзу. Я не помню всех деталей.
– Я спрашиваю тебя.
Миалинта вздохнула. Сковырнула с минутана несколько застывших комочков – ослиные мухи, хуже всяких слепней.
– Двенадцать лет назад Зельгард привез меня в Багульдин. С ним была Кенара. Мать Эрзы. И сама Эрза. Они жили в безбрачье. Зельгард хотел для начала продвинуться по створной табели. Если женишься в звании младшего сотника или выше, твоя жена получает стражную сигву, а, значит, после твоей смерти получит хорошее обеспечение. Под началом моего отца Зельгард дослужился до сулена. Оставалась одна створная ступень. Третье южное восстание угасало, но у Зельгарда были все основания надеяться на повышение.
– А потом он предал твоего отца.
– Да. И отправился в Багульдин. Уже без всяких надежд. Привез свою семью: Кенару, ее младшего брата и одиннадцатилетнюю Эрзу. Я с ней познакомилась в резиденции. С тех пор мы были как названые сестры. Но ее родственников я почти не знала.
– Что с ними случилось?
– Зельгард только получил сигву коменданта, когда в Лаэрнорском лесу пропали первые люди. Началась паника. Пошли слухи, что жившие там черноиты выродились во что-то иное, еще более страшное. Но комендант Целиндела твердо верил, что все дело в крысятниках, говорил, что они добрались до опустевшего здравного городка. Отправил дозорных. Пятнадцать вооруженных человек. Они исчезли. Коменданту следовало обо всем сообщить кромешникам и больше не соваться в это дело, однако он не захотел отступать. Отправил по Лаэрнскому тупику сразу два отряда стражи в сопровождении застрельщиков из ратного двора
[24]. Одним из отрядов командовал младший десятник, выходец из Гирвиндиона.
– Нордис.
Да, Нордис уже семь лет служил в страже Целиндела. Первый отряд бодрым шагом вошел в лес. А второй остановился. Нордис ослушался приказа. Сказал, что не поведет людей на убой. В отряде все вздохнули с облегчением. Понимали, что, возможно, спасают свои жизни, а ответственность ляжет только на младшего десятника. Оценили его жертву, но поделать ничего не могли. Вместе со вторым отрядом на входе в лес остались и десять застрельщиков. Среди них – младший брат Кенары, буквально за несколько дней до этого определенный в ратный двор. Хотел со временем вступить в полевой гвардейский створ.
– Понятно…
– Второй отряд ждал четыре дня. А потом вернулся в Целиндел. Нордиса отправили в створные колодки. По «Красной главе» «Миарской правды» отказ выполнить приказ карается смертью. В лучшем случае.
– В лучшем?
