Теор ломанулся в свою дверцу. Вскочил, кувыркнувшись по влажной брусчатке. Хлястник раскрутился, блеснув высвобожденными лезвиями на упругих отростках.
Я лег на седельную раскидку. Подтянул к животу ноги. Шторку сорвали. Разорванная сетка и обломок ставня не могли меня прикрыть. Два лица. Занесенный клинок. Я со всей силы, невольно крикнув, ударил ногами по дверце. Защелка смягчила удар, но дверца со скрипом уткнулась в тела. Ругань. Развернувшись, весь перевязанный узлами страха, взвитый, дернулся к Теору. Понимал, что в любой момент получу удар в спину. Голоса. Головой вниз. Вывалился наружу. Теперь проще.
Теор стоял с раскрученным хлястником. Ждал.
Впереди, возле запряженных лошадей, сражался Тенуин. Бурнус – в боевой готовности: ремни затянуты, рукава задраны, капюшон накинут на лицо и закреплен. Скупо поблескивали плотно прижатые к глазами бикуляры. Сразу три наемника с короткими мечами пытались добраться до следопыта. Подступали к нему, замахивались, но всякий раз, получив новое рассечение, отступали. В злости сжимали рукоятки, вновь шли вперед и опять отступали. Тенуин, изгибаясь, на полусогнутых ногах крутился на месте. Обнажил оба выносных клинка наручей. Скользящие короткие удары. Исполосовал защитные накидки наемников. Под лоскутами показались ламеллярные доспехи. Нагрудники украшены стальными бляшками, из которых складывался едва различимый узор. Птица с растопыренными когтями и воздетыми крыльями. Знак Птеарда из рода Креолина. Такой же узор повторяли медные нити на кожаных шлемах.
Еще дальше, не спускаясь с минутана, Миалинта размахивала загнутой конрой. Била то влево, откуда подступал один наемник, то вправо, где стояли сразу двое. Обнаженные меч, топор. Взведенный арбалет. Они не торопились нападать. Посмеиваясь, что-то говорили Мие. Минутан гневно выстукивал копытами.
С другой стороны наэтки донесся знакомый рык. Там сражался Громбакх.
– Ах ты, погань! – Охотник раздраженно выплевывал слова. – С таким рылом дерьмо сторожить от мух, а не мечами размахивать. Куда?!
Я медлил, не зная, в какую сторону идти – к Громбакху или Миалинте, но движение в кустах за обочиной разрешило мою растерянность. К нам с Теором бежали два крупных пса. Бесхвостые, в щитках на спине, в кожаных нагрудниках и с крупными налобниками, прикрывавшими даже уши, с лапами, перевитыми кожаными тесемками. Это были не псы. Боевые мавганы. Оскаленная пасть. Ни рычания, ни лая. Только сосредоточенный бег и ярость крохотных черных глаз.
– Отходи! – Теор по-паучьи ловко взобрался на крышу наэтки.
Выпрямился и сразу послал удар хлястником на ту сторону, где бился Громбакх. Глухой лязг. Тихий вскрик. Арбалетчик, стоявший возле Миалинты, оживился. Отступил, чтобы лучше рассмотреть Теора. Поднял арбалет. Миалинта выдернула ноги из стремян. Вскочила на седло. Оттолкнулась и, падая, ударила конрой по арбалету. Надломила болт еще в ложе. Храповик щелкнул впустую. Выругавшись, арбалетчик с размаху ткнул Миалинту арбалетом по спине. Простонав, она уперлась грудью в брусчатку. Разъяренный пинок тяжелой грондой в бок. Ругань. Еще один пинок, и Миалинта, дернувшись, перекатилась на спину.
Тенуин продолжал танец. Все так же безостановочно крутился на месте, едва смещаясь на несколько шагов то в одну, то в другую сторону. Срывал остатки цанир, изредка царапал острием нагрудники, ламеллярные наголенники или макушки кожаных шлемов. Наемники злились. Наступали с бо́льшим ожесточением. Чаще наносили удары. Клинки проходили мимо, но всякий раз – ближе к цели. Один из мечей скользнул над самым капюшоном. Движения следопыта становились отрывистыми. Танец терял красоту. Следопыт отступал и вскоре должен был прижаться к запряженным в наэтку и взволнованным лошадям. Они переступали, пряли ушами, нервно вздергивали головы.
Неверные шаги Тенуина. Выпады, в которых угадывался надрыв. Будто следопыт отчаялся хоть что-то противопоставить людям в доспехах, не знал, как добраться до них своими ножами. Наемники хрипели от усталости, но улыбались. Чувствовали его слабость.
Движения Тенуина стали предсказуемы. Весь его танец – пустышка. Посмотрел назад, на лошадей. Искал путь к отступлению. Выбирал, прыгнуть на них или броситься под копыта: только бы укрыться от трех не дающих отдохнуть клинков.
Я выставил меч. Приготовился встретить мавганов.
– Один мой, – сверху коротко крикнул Теор.
– Ты мне? – с надеждой спросил я.
– Да.
Уже проще. Никогда не любил псов. Тем более таких.
За ними что-то мелькнуло. «Еще один мавган?» Нет. Наемник, спустивший их с цепи. У него – арбалет. Взведен. Теор, уверенный, что стрелять будут в него, упал на крышу. «Теперь не поможет». Но целили явно в меня. Плохо.
Миалинта, не выпуская конру из рук, засучила ногами и подползла под минутана. Арбалетчик оставил ее. Натягивал тетиву. Двое других наемников продолжали играть. Шутливо били мечами по брусчатке. Что-то говорили, посмеивались. Изредка поглядывали на сражение возле наэтки. Были уверены, что сопротивление почти подавлено.
Танец Тенуина неожиданно изменился. Поднырнув под меч на согнутых ногах – так, что грудь опустилась до высоты колен, а голова очутилась под боком у наемника, – выкрутился глубокой дугой. Попутно ткнул ножом в скопление бахромы, под мышку. Закончив дугу, выпрямился. Одним шагом ушел от двух тычков спереди и слева. Перехватил руку второго наемника. Его тоже ударил под кожаную ластовицу.
Крутанувшись в последний раз, приблизился к третьему наемнику. Тот успел замахнуться мечом. Слишком широкий, долгий замах. Тенуин оказался перед его лицом – бикулярами к глазным разрезам в шлеме. Вцепился в нагрудник левой рукой, правой сбоку ударил за нащечник. Нож легко вскрыл кожу, проклинился между сцепленных зубов и вышел наружу, приподняв пластину второго нащечника. Наемник взревел. Так и стоял с занесенной рукой. Пробовал ударить следопыта оголовьем меча, но тот стоял слишком близко. Второй выносной клинок впился снизу: не потревожил защищенную шею, но с легкостью прошил нижнюю челюсть и острием пробил нёбо. Захлебнувшись кровью, наемник выронил меч. Ударил следопыта кулаками по плечам. Замер в неестественном положении, приподнявшись на цыпочках. Прохрипел. Следопыт резко отдернул обе руки. Наемник схватился за голову. Устоял. Но к мечу уже не тянулся. Двое других лежали на земле. Удары следопыта безошибочно нашли проймы в их жилетах. Неглубокие, но точные раны под мышкой сделали свое дело. Наемники истекали кровью.
Развернувшись, Тенуин бросился вперед, к Миалинте.
– Господа! – с неестественным задором крикнул Теор. – Не забывайте, за живых дают больше!
– За меня тоже дают! – прохрипел Гром. – И побольше, чем за этих индюков.
– За вас, мой друг, дают только по башке.
– И то правда.
Когда арбалетчик выстрелил из-за кустов, я уже кинулся спиной назад, в наэтку. Болт пролетел надо мной. Я почувствовал колебание воздуха. Грудь обхватило ледяными прикосновениями. Близко. Лежа расставил ноги, упер в спинку слева и стенку права, толкнулся. Вывалился с другой стороны наэтки. Ждал падения на брусчатку, но упал на чье-то тело.
