Олег оглядел себя, покосился через плечо на рыцаря. Тот
выпячивал грудь, похохатывал, вел речь о славных подвигах и битвах. Опасен этот
рыцарь, которых хоть пруд пруди после вторжения европейских войск в захваченные
арабами страны? Женщина?
Олег не заметил, когда женский смех оборвался, но сбоку
вдруг прозвучало:
— Сэр калика, а чем хороша медь?
Олег вздрогнул, непонимающе посмотрел на рыцаря. Тот ехал
стремя в стремя, на лице его было жадное внимание. Женщина ехала позади в
обиженном молчании.
— Я интересуюсь оружием, — пояснил Томас. —
Конечно, нож — не рыцарское оружие, но я при штурме Иерусалима командовал
отрядом, научился использовать разное... Не для себя, я — благородный рыцарь из
Гисленда, но для своих людей я должен был... Понимаете, сэр калика?
— Когда рубишься мечом, — объяснил Олег досадливо,
возвращаясь в обыденный мир, — то они, сшибаясь, скользят. Бой идет
неуклюжий, плохо предсказуемый... А здесь, парировав удар, знаю точно, где
лезвие врага. Медь мягкая, чужое лезвие не соскальзывает, останавливается.
Он вытащил нож, подал рыцарю. Томас повертел его в руке,
перевел взгляд на огромные ладони калики:
— Не коротковата рукоять?
— Три пальца помещаются? Вот и ладно. И большому пальцу
есть где взяться с другой стороны. Для броска достаточно. Чем короче рукоять,
тем лучше. Хочешь попробовать? Ежели кинуть средне, то прокручивается в воздухе
за семь шагов. Значит, может воткнуть в того, кто стоит или бежит в трех шагах,
десяти, тринадцати...
— А если враг окажется на расстоянии десяти шагов?
— Должен закрутить сильнее. Или замедлить. Только и
всего. Попробуешь?
Томас торопливо протянул нож калике:
— Нет-нет! Рыцарь — это не бродячий цыган.
— Гм... Рыцари тоже бывают бродячими.
— Странствующими! — поправил Томас
негодующе. — Странствующие рыцари! Еще со времен короля Артура рыцари
Круглого стола странствовали в поисках приключений.
— А цыгане разве не... Ладно-ладно. Кстати, нож можно
швырять и по-рыцарски — прямо, как дротик. Не вращая! Для того утяжеляют концы
лезвия, а рукояти делают из легкого дерева или кости. Попробуешь?
Томас помотал головой:
— Мы, англы из Британии, народ любознательный, но
перемены не жалуем. Добрый меч и длинное копье — наше оружие на веки веков!
Такими нас сотворил Господь, такими останемся.
Он придержал коня, и Олег снова поехал наедине со своими
думами. Вскоре за спиной рассыпался серебристый смех, гулко хохотнул рыцарь, и
Олег снова подивился их жизнелюбию и выносливости. Трудную судьбу уготовили
боги для человека! Иначе не дали бы столько сил.
Дорога поднялась на вершину горы, и Олег сумел, прежде чем
спуститься, окинуть одним взглядом окрестности: зеленые
холмы, долину с ровными квадратами полей, мелкие селенья, а далеко впереди —
высокий замок, окруженный стеной. Отсюда не разглядеть деталей, замок кажется
игрушечным, но дорога тянется к нему, и по этой дороге скачут всадники, ползут
тяжело груженные подводы...
Нахмурившись, он медленно пустил коня вниз, дорога шла
утоптанная, спускалась полого, обрамленная с боков старыми оливами, с их
раздутыми стволами, изогнутыми, словно в муках, корявыми ветками. Жара перешла
в палящий зной, синее небо стало голубым, а потом вовсе белесым, как пепел, о
сухой воздух можно было поцарапаться. На обочине в густой траве, в пшеничных
полях, трещали перепела, шмыгали зайцы.
Томас ехал все так же стойко в доспехах, лишь шлем повесил
на крюк у седла, ветер трепал льняные волосы, срывал капли с красного
распаренного лица. Чачар пыталась напевать, смеялась и все время заглядывала
рыцарю в глаза — синие, удивительные, непривычные в краю кареглазых.
В полдень Олег заметил издали сочную зелень, свернул, там
обнаружился небольшой ручеек. Устроили привал, напоили коней, Чачар разложила
на скатерти еду, пряности. Олег разделся, ополоснулся ледяной водой — пробилась
наверх к солнцу из бог знает каких глубин! Томас смотрел завистливо, наконец не
утерпел, разделся донага, влез в ручей, что не доставал и до колен, поднял тучу
сверкающих на солнце брызг, визжал; счастливо хохотал. Одежду намочил, побил
камнями, разложил на траве для просушки.
Когда Олег отвязал от конских морд сумки с овсом, Томас все
еще сидел у ручья, с наслаждением драл белую кожу крепкими, как копыта,
ногтями. Лицо его перекосилось в гримасе необычайного наслаждения.
— Мухи, — простонал он сквозь стиснутые
зубы. — Сам сатана породил их на свет, дабы истязали христианских рыцарей,
забираясь к ним под доспехи, где даже сарацинские сабли не достанут...
— Мухи?
— Ну, такие белые отвратительные черви! Из них
получаются мухи, да будет тебе известно, сэр калика.
— Мне-то известно, — пробормотал Олег, — но
что такое известно доблестному рыцарю, это в диковинку!
Томас мотнул головой, продолжая остервенело чесаться:
— Не поверишь, какими глупостями нам забивают голову в
детстве! Чтобы именовали рыцарями, надо выучить тривиум и квадривиум, уметь
петь и слагать стихи, знать грамоту... Но я, честно говоря, больше занимался
рыцарскими упражнениями!
— Догадываюсь, — пробормотал Олег. — Если
даже европейские короли не умеют читать, а вместо подписи ставят крестик.
— Нет беды, — отмахнулся Томас беспечно. —
Как только гонец привозит королю грамоту, тот велит быстро изловить
какого-нибудь жида — те все грамотные, им религия велит быть грамотными. Жид
читает королю донесение, король диктует ответ, жид быстро записывает, потом
грамоту скрепляют печатью и с гонцом отправляют обратно! Только и всего. А тот
король, которому послан ответ, тоже велит поймать любого жида, чтобы прочел
послание.
— Очень удобно, — согласился Олег. Томас не уловил
сарказма, застонал от наслаждения, дотянувшись до зудящего места между лопаток.
Олег предложил: — Позови Чачар, у нее ногти, как у кошки.
Томас в нерешительности оглянулся на женщину, она сидела
вполоборота в нескольких шагах, прислушивалась, щека ее горела, как и розовое
ушко, руки ходили невпопад, роняя мясо, яйца, луковицы.
— Неловко, — сказал Томас наконец. — Все-таки
женщина благородного происхождения! Не могу же заставлять выполнять такую
простую работу...
— Конечно, простолюдинка почесала бы лучше, но где ее
взять!
После обеда, немного отдохнув, они снова пустились в дорогу,
вскоре проехали в сотне шагов от странного древнего здания. Оно располагалось в
ровной долине, вокруг колыхалась высокая густая трава, вход в здание зарос
кустарником, а по стенам, цепляясь за расщелины, вверх ползли зеленые веревки с
блестящими, как воск, листьями. Само здание было огромно, мрачно, состояло из
чудовищных глыб серого камня. Заброшенное века назад, изрезанное ветрами,
зноем, оно безмолвно напоминало о древних империях, исчезнувших народах.
