Я поблагодарила родственников и даже дождалась кивка от дедушки. В общем, я улыбалась, искренне надеясь, что произвожу впечатление человека, вполне довольного жизнью. Однако мама оказалась не так проста.
— Милая, у тебя все в порядке? Ты какая-то унылая. — Мама поливала картофель гусиным жиром, повисшим в воздухе горячим туманом. — Вот посмотри, какая хрустящая вкусная корочка получается!
— У меня все отлично.
— Может, дело все-таки в джетлаге? Ронни — он живет через три дома от нашего — сказал, что когда он вернулся из Флориды, то целых три недели натыкался на стены.
— Скорее всего, так оно и есть.
— Поверить не могу, что у меня есть дочь, страдающая от джетлага. Знаешь, в нашем клубе мне все жутко завидуют.
Я удивленно вскинула голову:
— Ты снова ходишь в клуб?
После того как Уилл решился на эвтаназию, члены клуба, в котором родители состояли много лет, дружно подвергли их остракизму, возложив на меня субститутивную ответственность
[10] за то, что ему удалось реализовать свой план. И из-за этого я тоже чувствовала себя виноватой.
— Ну, эта стерва Марджори, распускавшая о нас сплетни, переехала в Сайренсестер. А потом Стюарт из гаража сказал папе, чтобы тот как-нибудь пришел сыграть в бильярд. Как само собой разумеющееся. И все вышло замечательно. — Она пожала плечами. — И вообще, это было пару лет назад. А у людей короткая память.
У людей короткая память. Уж не знаю, почему от этого утверждения у меня перехватило дыхание, но так оно и было. Пока я пыталась справиться с очередным приступом отчаяния, мама поставила противень с картофелем обратно в духовку, с шумом захлопнула дверцу плиты и, стягивая кухонные рукавицы-прихватки, повернулась ко мне:
— Ой, совсем забыла… Очень странная вещь. Звонил твой молодой человек. Хотел узнать, собираемся ли мы тебя встречать в День подарков и может ли он тебя встретить?
— Что? — Я оцепенела.
Она подняла крышку с кастрюли и, выпустив облако пара, снова накрыла кастрюлю.
— Ну, я ответила ему, что он, наверное, ошибся и ты уже здесь. Он сказал, что тогда заскочит попозже. Честно говоря, у него от этих дежурств в голове полная каша. Я слышала, по радио говорили, ночная работа очень плохо влияет на мозг. Тебе, наверное, стоит ему об этом сказать.
— Что… И когда он приедет?
Мама посмотрела на часы:
— Хм… Он, кажется, говорил, что заканчивает после полудня. Приедет сразу после работы. Проделает такой путь в Рождество! Кстати, ты уже встречалась с парнем Трины? Заметила, как она в последнее время стала одеваться? — Мама оглянулась на дверь и продолжила восторженным голосом: — Кажется, она становится нормальным человеком.
Я сидела за рождественским ланчем в состоянии полной боевой готовности. Внешне я была совершенно спокойна, но всякий раз вздрагивала, когда кто-нибудь проходил мимо нашей двери. И каждый кусочек маминой выпечки во рту превращался в порошковую массу. Каждая шутка, которую папа зачитывал, взорвав хлопушку, проходила мимо меня. Я не могла есть, не могла слушать, не могла чувствовать. Я оказалась запертой в стеклянном колпаке тревожного ожидания. Я покосилась на Трину, но она явно была занята своими мыслями, и я поняла, что сестра ждет приезда Эдди. Хотя ей-то чего волноваться?! По крайней мере, ее парень ей не изменял. По крайней мере, он хотел быть с ней.
Тем временем начался дождь, капли сердито стучали в окно, небо потемнело — под стать моему настроению. Наш маленький домик, украшенный мишурой и блестящими поздравительными открытками, съежился вокруг нас, и я вдруг почувствовала, что мне стало трудно дышать, однако выйти за пределы этих стен было почему-то очень страшно. Время от времени я ловила на себе тревожный мамин взгляд. Она явно не понимала, что со мной происходит, но не заводила ненужных разговоров, а я не поощряла ее.
Я помогала ей мыть посуду и болтала — по-моему, вполне убедительно — о прелестях доставки продуктов на дом в Нью-Йорке, и тут позвонили в дверь. У меня подкосились ноги.
Мама повернулась ко мне:
— Луиза, с тобой все нормально? Ты жутко побледнела.
— Мама, я потом расскажу.
Она окинула меня внимательным взглядом, ее лицо сразу смягчилось.
— Я буду здесь. — Мама протянула руку, чтобы заправить мне за ухо выбившую прядь. — Уж не знаю, что там у тебя стряслось, но я буду здесь.
Перед входной дверью стоял Сэм в мягком зеленовато-синем джемпере, который я раньше у него не видела. Интересно, кто ему подарил? Он сухо улыбнулся мне, но почему-то не наклонился, чтобы поцеловать или обнять, как в нашу последнюю встречу. Мы настороженно смотрели друг на друга.
— Хочешь зайти в дом? — Мой голос звучал на удивление официально.
— Спасибо.
Я провела Сэма по узкому коридору в гостиную, чтобы он мог поздороваться с моими родственниками, а оттуда — на кухню и притворила дверь. Атмосфера в кухне тотчас же наэлектризовалась, будто через нас обоих пропустили электрический ток.
— Чая хочешь?
— Конечно… Милый свитер.
— А-а… Спасибо.
— Ты забыла… отключить нос.
— Верно. — Я поспешно отключила нос, поскольку категорически не желала облегчать Сэму жизнь.
Сэм, слишком громоздкий для наших кухонных стульев, сел за стол и, по-прежнему не сводя с меня глаз, аккуратно сложил руки, словно во время собеседования для поступления на работу. Из гостиной доносились папин смех и пронзительный голос Тома: папа смеялся над каким-то фильмом, а Том требовал объяснить, что смешного. Я принялась заваривать чай, чувствуя спиной обжигающий взгляд Сэма.
— Итак, — произнес Сэм, когда я, поставив перед ним кружку чая, наконец села, — ты уже здесь.
В этот момент я едва не пошла на попятную. Я смотрела на его красивое лицо, широкие плечи, сильные руки, обхватившие кружку, и в голове вдруг мелькнула мысль: «Я не переживу, если он меня бросит».
Но тут я снова оказалась на холодной ступеньке вагончика Сэма — ее тонкие пальцы ласкали его шею, мои ноги мерзли в мокрых туфлях, — и ко мне сразу же вернулось ледяное спокойствие.
— Я приехала два дня назад, — сказала я.
Секундная пауза.
— Понятно.
— Хотела сделать тебе сюрприз. В четверг вечером. — Я царапала ногтем пятно на скатерти. — Но вышло так, что сюрприз сделали мне.
Я смотрела, как на лице Сэма появляется проблеск понимания: он нахмурился, взгляд стал задумчивым, веки слегка опустились. До него вдруг дошло, свидетельницей чего я могла стать.
— Лу, уж не знаю, что ты там видела, но это…
