Уменя для тебя задание.
— Я хочу, чтобы ты нашла для меня очень маленькое фортепиано. Для отправки в Польшу. — Она сказала это с таким видом, будто просила купить упаковку жвачки в «Дьюан Рид».
— Очень маленькое фортепиано.
— Очень маленькое, но очень хорошее фортепиано для ребенка. Это для дочки моей сестры. Оно должно быть прекрасного качества.
— А разве в Польше нельзя купить маленькое фортепиано?
— Можно, но не такое хорошее. Мне нужно фортепиано производства «Хоссвайнер и Джексон». У них одни из лучших фортепиано в мире. И ты должна организовать специальную транспортировку с климат-контролем, чтобы холод и влажность не повлияли на звучание инструмента. Узнай, может ли это сделать магазин.
— А сколько лет дочке вашей сестры?
— Четыре годика.
— Хм… Ну ладно.
— И фортепиано должно быть самым лучшим, чтобы она почувствовала разницу. Видишь ли, звучание сильно зависит от качества. Это все равно что играть на скрипке Страдивари или на дешевом музыкальном инструменте.
— Конечно.
— Но тут вот какая штука. — Она отвернулась, напрочь игнорируя потерявшую терпение колористку, которая призывно размахивала руками и стучала по несуществующим часам. — Я не хочу пользоваться банковской картой. Лучше, чтобы этот платеж нигде не светился. Поэтому я попрошу тебя каждую неделю снимать деньги в банкомате, чтобы оплатить покупку. Понемножку. Договорились? У меня уже есть кое-какая наличность.
— Но… А вы уверены, что мистер Гупник не будет возражать?
— Он считает, я слишком много трачу на племянницу. Он этого не понимает. А если Табита прознает, то все вывернет наизнанку, чтобы выставить меня последней дрянью. Луиза, ты ведь ее знаешь! — Она напряженно смотрела на меня из-под всех этих слоев фольги.
— Хм… Ну ладно.
— Ты чудо! Какое счастье иметь такую подругу, как ты! — Она порывисто меня обняла, задев мое ухо фольгой, и к нам тотчас же со всех ног бросилась колористка проверить степень урона от столкновения с моим лицом.
Я позвонила в магазин и попросила прислать мне прайс-лист на миниатюрные фортепиано двух видов и транспортировку. Оправившись от первоначального шока, я распечатала ценник и показала его Агнес в туалетной комнате.
— Ничего себе подарочек, — заметила я, а когда Агнес беспечно махнула рукой, растерянно заморгала. — А транспортировка — еще две с половиной тысячи.
Агнес, в отличие от меня, даже глазом не моргнула. Она подошла к комоду и отперла его ключом, который прятала в кармане джинсов. На моих удивленных глазах она вытащила пухлую пачку пятидесятидолларовых банкнот толщиной с ее руку:
— Вот. Здесь восемь тысяч пятьсот. Мне нужно, чтобы остальное ты сняла в банкомате. Каждое утро по пятьсот долларов. Идет?
Меня не слишком прельщала идея снимать такую большую сумму без ведома мистера Гупника. Однако я понимала, как сильно Агнес привязана к своим польским родственникам, а кому, как не мне, было не знать, что такое разлука с близкими тебе людьми. Да и вообще, кто я такая, чтобы судить о том, как ей тратить свои деньги? Более того, я была уверена, что некоторые из ее нарядов стоили куда больше миниатюрного фортепиано.
Следующие десять дней я послушно шла в утренние часы к банкомату на Лексингтон-авеню и снимала деньги, которые тотчас же засовывала поглубже в бюстгальтер на случай встречи с грабителями, которые, впрочем, так и не материализовались. После чего я отдавала наличность Агнес, когда мы оставались наедине, а она добавляла ее к своей заначке и запирала ящик комода на ключ. И вот в один прекрасный день я отнесла деньги в магазин музыкальных инструментов, где выложила перед ошеломленным продавцом всю сумму налом. Фортепиано должны были доставить в Польшу к Рождеству.
Пожалуй, было еще кое-что, что доставляло Агнес радость. Каждую неделю она ездила в студию Стивена Липкотта на уроки живописи, а нам с Гарри оставалось лишь молча потреблять сверхнормативные дозы кофеина с сахаром в Закусочной с Хорошими Пончиками, а мне к тому же приходилось поддакивать в ответ на разглагольствования Гарри насчет неблагодарных детей или пончиков в карамельной глазури.
Неприятие Агнес череды утомительных благотворительных мероприятий в последнее время заметно усилилось. Она прекратила бесплодные попытки вести себя любезно с другими женщинами, шепотом сообщил Майкл, когда мы улучили момент выпить кофе на кухне. Агнес просто сидела, прекрасная и печальная, ожидая окончания мероприятия.
— Хотя кто ее осудит, учитывая, что они всегда обращались с ней по-сволочному. Но это сводит его с ума. Ему очень важно иметь престижную жену или хотя бы такую, которая умела бы время от времени улыбаться.
Мистер Гупник был похож на человека, уставшего не только от работы, но и от жизни. Майкл сказал мне, что дела в офисе сейчас не слишком хороши. Огромные вложения в поддержку банка в стране с развивающейся экономикой оказались под угрозой, и теперь они работали сутками напролет, чтобы спасти положение. И одновременно — а возможно, именно по этой причине — у мистера Гупника, по словам Натана, обострился артрит, и им пришлось устраивать дополнительные сеансы, чтобы держать мистера Гупника на ногах. Он горстями глотал таблетки. Частный доктор навещал его дважды в неделю.
— Ненавижу эту жизнь! — заявила Агнес, когда мы с ней шли через парк. — Он тратит чертову уйму денег, и, спрашивается, на что?! На то, чтобы мы могли сидеть четыре раза в неделю и есть засушенные канапе в обществе засушенных людей. И какое право имеют эти высохшие тетки третировать меня?! — Остановившись, Агнес оглянулась на наш дом, и я увидела слезы в ее глазах. Затем она понизила голос. — Луиза, иногда мне кажется, что я больше не выдержу.
— Он вас любит. — Самое умное, что я могла сказать.
Агнес вытерла слезы ладонью и покачала головой, словно пытаясь избавиться от захлестнувших ее эмоций.
— Знаю. — Она улыбнулась, но как-то не слишком убедительно.
Однако времена, когда я верила, что любовь решает все проблемы, давным-давно прошли.
Поддавшись импульсу, я сделала шаг вперед и обняла ее. А после так и не смогла понять, кого в тот момент больше жалела: ее или себя.
Эта идея пришла мне в голову незадолго до Дня благодарения. В тот день, в преддверии благотворительного вечера в пользу душевнобольных, Агнес решительно отказалась вставать с постели. Она заявила, что слишком подавлена, чтобы присутствовать, явно не улавливая кроющейся здесь иронии.
Я успела обдумать сложившуюся ситуацию за кружкой чая и поняла, что мне, собственно, нечего терять.
— Мистер Гупник? — Постучавшись в дверь кабинета, я стала ждать разрешения войти.
Мистер Гупник поднял на меня глаза. На нем была безупречная голубая рубашка, но веки набрякли от усталости.
Я всегда очень жалела его, подобно тому как жалеешь медведя в клетке, испытывая при этом здоровое уважение, слегка смешанное со страхом.
