— Я помогу, — произнесла я, прежде чем успела подумать, во что ввязываюсь.
— Что?
— Дома никого нет. Я возьму их наверх.
— Вы серьезно?
— По субботам Илария навещает сестру. Мистер Гупник в клубе. Усажу их перед телевизором. Разве это так трудно?
Ашок внимательно на меня посмотрел:
— Мисс Луиза, у вас ведь нет детей, да? — Опомнившись, он сказал: — Эх, вы меня здорово выручите! Если мистер Овиц увидит тут этих трех спиногрызов, то уволит меня, не дав и рта раскрыть… — Он задумался.
— Неужели уволит?
— Вот именно. Давайте я поднимусь с вами. Объясню, кто есть кто и кто что любит. А ну-ка, ребятня, вас ждет увлекательное приключение наверху с мисс Луизой! Правда, круто?
Дети подняли на меня мокрые, замурзанные мордашки. Я лучезарно улыбнулась. А они, не сговариваясь, снова пустились в рев. Если у вас вдруг случится приступ меланхолии, вы почувствуете себя оторванной от дома и вас будут терзать сомнения по поводу любимого человека, очень рекомендую вызваться присмотреть за тремя чужими детишками, причем двое из них еще не умеют самостоятельно ходить в туалет. Фраза «живи моментом» по-настоящему обрела смысл, когда мне пришлось отлавливать уползающего младенца в угрожающе мокром памперсе, который волочился по бесценному обюссонскому ковру, и одновременно пресекать попытки четырехлетнего малыша гоняться за перепуганным котом. Среднего ребенка, Абхика, удалось утихомирить печеньем, и я усадила его перед телевизором в комнате отдыха, где он смотрел мультики и, пока я пыталась загнать двух остальных на те же двадцать квадратных футов, самозабвенно засовывал крошки пухлыми ручонками в слюнявый рот. Детишки были занятными, и милыми, и подвижными, и утомительными; визжащими, и улепетывающими, и постоянно налетающими на мебель. Вазы опасно раскачивались, книги падали с полок и поспешно запихивались мной назад. Воздух был наполнен шумом и различными, не слишком приятными запахами. В какой-то момент я просто уселась на пол, схватив двух малышей за пояс, в то время как Рачана, старшенькая, тыкала мне в глаз липкими пальчиками и смеялась. Я тоже смеялась. Это казалось даже забавным, поскольку, слава богу, должно было скоро закончиться.
Спустя два часа к нам поднялся Ашок и сообщил, что его жену задержали во время марша протеста и он просит меня посидеть с детьми еще часок. Я согласилась. У него был загнанный взгляд человека в отчаянном положении, ну а мне, собственно, нечем было заняться. Тем не менее я приняла определенные меры предосторожности: переместила детей в свою комнату, включила им телевизор с мультиками и где-то в глубине души смирилась с тем, что воздух в этой части здания никогда больше не будет пахнуть как прежде. Стук в дверь застал меня в тот момент, когда я пыталась помешать Абхику засунуть в рот баллон «Рейда».
— Погоди, Ашок! — крикнула я, отчаянно пытаясь отнять баллон у ребенка, пока нас не застукал его отец.
Но совершенно неожиданно в дверях появилась Илария. Она посмотрела на меня, потом на детей, потом снова на меня. Абхик на время перестал плакать, уставившись на домоправительницу огромными карими глазами.
— Хм. Привет, Илария! — (Она не ответила.) — Я просто выручила Ашока на пару часов. Я понимаю, это не положено, но, пожалуйста, никому ничего не говори. Они побудут здесь совсем недолго. — (Она оглядела комнату, принюхалась.) — Я потом все проветрю и побрызгаю освежителем воздуха. Пожалуйста, не говори мистеру Гупнику. Обещаю, такого больше не повторится. Конечно, мне сперва следовало спросить разрешения, но дома никого не было, а Ашок был в отчаянии. — Пока я говорила, Рачана с воем бросилась к Иларии, врезавшись, точно бейсбольный мяч, ей в живот. Я вздрогнула, когда Илария невольно попятилась. — Они с минуты на минуту уйдут. Могу прямо сейчас позвонить Ашоку. Правда-правда. Только никто не должен знать…
Но Илария лишь одернула блузку, после чего подхватила малышку на руки:
— Ты, наверное, пить хочешь, compañera?
[5] — Прижав сосущую палец Рачану к своей необъятной груди, Илария, не оглядываясь, зашаркала прочь. И уже из коридора я услышала ее раскатистый голос: — Тащи их всех на кухню!
Илария нажарила целую гору банановых фриттеров, между делом вручив детям по кусочку банана, чтобы не мешали ей стряпать, а я налила в чашки воды и постаралась не дать малышам упасть с кухонных стульев. Илария со мной не разговаривала. Она непрерывно ворковала с детишками, по ее лицу разлилась невероятная сладость, а голос стал низким и музыкальным. Малыши, в свою очередь, словно собаки в руках опытного инструктора, моментально притихнув, послушно протягивали пухлые ручки за очередным кусочком банана, причем те, что постарше, не забывали — под чутким руководством Иларии — говорить «спасибо» и «пожалуйста». Они уплетали за обе щеки, их круглые личики сделались улыбчивыми и умиротворенными, младенец, это была девочка, сонно тер кулачками глаза.
— Проголодались. — Илария кивнула на пустые тарелки.
Я попыталась вспомнить, говорил ли Ашок насчет еды в рюкзачке младенца, но безуспешно. Ну а сейчас я была просто счастлива, что в комнате, кроме меня, есть еще один взрослый.
— Ты блестяще обращаешься с детьми, — сказала я, жуя фриттер.
Илария лишь пожала плечами, хотя вид у нее был весьма довольный.
— Нужно переодеть младшенькую. Мы можем организовать ей постель в нижнем ящике твоего комода. — Заметив мой удивленный взгляд, Илария закатила глаза, словно удивляясь моей тупости. — Потому что с кровати она упадет.
— О да. Конечно.
Я отнесла Надию к себе в комнату и, сморщив нос, поменяла ей подгузник. Задернула шторы. Выдвинула нижний ящик комода, выстлала дно свитерами, уложила между ними девочку и стала ждать, когда та уснет. Сперва она боролась со сном, таращила на меня свои большие глазенки, тянула ко мне пухлые, в ямочках, ручки, но я могла точно сказать: эту битву она уже проиграла. Я попыталась по примеру Иларии нежно спеть колыбельную. Ну, строго говоря, это не было колыбельной: единственной вещью, слова которой я помнила, была «Песенка Абизьянки». Малышке она явно не понравилась, так как она сразу захныкала. Правда, я знала еще песенку про Гитлера с одним яичком, которую в детстве пел мне папа. И малышка, похоже, осталась довольна. У нее начали потихоньку закрываться глазки.
Я услышала в холле шаги Ашока, дверь в мою комнату тихонько открылась.
— Не входи, — прошептала я. — Она засыпает… У Гиммлера был тот же размер… — (Похоже, Ашок остановился на пороге.) — А вот бедняга Геббельс яиц не имел.
Ну все, Надия уснула. Я немножко подождала, накрыла ее бирюзовым кашемировым джемпером, чтобы не замерзла, и поднялась на ноги.
— Если хочешь, можешь оставить ее здесь, — прошептала я. — Илария на кухне с двумя другими. Мне кажется, она…
Я повернулась и завизжала от неожиданности. В дверях стоял Сэм, руки сложены на груди, уголки губ изогнуты в полуулыбке, у ног лежит дорожная сумка. Я растерянно заморгала. Неужели это не галлюцинация? Я закрыла лицо руками.
