— Черт, трое ребятишек, мал мала меньше! — сообщил Ашок. — Поверьте, только работа и помогает мне не свихнуться. Чего нельзя сказать о моей жене. — Он ухмыльнулся. — Я серьезно, мисс Луиза. Только свистните — и я всегда к вашим услугам.
— Это он о наркотиках, проститутках и борделях? — шепотом спросила я, когда за нами закрылись двери грузового лифта.
— Нет. Это он о театральных билетах, столиках в ресторане и первоклассных химчистках, — ответил Натан. — Мы ведь на Пятой авеню. Господи! Чем ты занималась у себя в Лондоне?
Резиденция Гупника занимала семь тысяч квадратных футов на втором и третьем этаже здания в готическом стиле из красного кирпича. Подобный дуплекс, какой нечасто встретишь в этой части Нью-Йорка, являлся свидетельством богатства нескольких поколений семейства Гупник. Как сказал Натан, «Лавери» был уменьшенной копией известного здания «Дакота» и, кроме того, одним из старейших кооперативов в Верхнем Ист-Сайде. Никто не мог ни купить, ни продать квартиру в этом доме без одобрения правления собственников жилья, которые упорно противились любым переменам. И если шикарные кондоминиумы по другую сторону парка стали прибежищем для представителей новых денег: русских олигархов, поп-звезд, китайских сталелитейных магнатов и миллиардеров из технологической сферы, — с общественными ресторанами, спортзалами, детсадами и бесконечными бассейнами, — то жители «Лавери» оставались приверженцами старых традиций.
Апартаменты эти передавались по наследству из поколения в поколение. Их обитатели сумели приспособиться к системе внутридомовых сетей 1930-х годов, выдержали продолжительные и позиционные бои, чтобы получить разрешение на любые переделки чуть существеннее, нежели установка переключателя, и вежливо смотрели в другую сторону, пока Нью-Йорк вокруг них стремительно менялся, словно отворачиваясь от нищего с картонной табличкой в руках.
Я даже не успела толком рассмотреть роскошный дуплекс, с паркетными полами, высокими потолками и камчатыми шторами, поскольку мы прямиком направились в комнаты для прислуги, расположенные на втором этаже, в дальнем конце идущего от кухни длинного узкого коридора, — аномалия, сохранившаяся с незапамятных времен. В более современных или модернизированных домах комнаты для прислуги уже ликвидированы как класс: домработницы и нянечки теперь едут из Квинса или Нью-Джерси на самых ранних поездах и возвращаются уже затемно. Но семья Гупник владела этими комнатушками еще со времени постройки здания. Их нельзя было ни переделывать, ни продавать, поскольку, согласно документам, они были неотъемлемой частью хозяйской резиденции и числились как кладовые. И нетрудно было заметить, почему их вполне можно было рассматривать в качестве таковых.
— Вот тут. — Натан открыл дверь и поставил мой багаж.
В моей комнате — примерно двенадцать на двенадцать футов — поместились двуспальная кровать, комод, платяной шкаф и телевизор. В углу примостилось обитое бежевой тканью небольшое кресло с продавленным сиденьем — свидетельство хронической усталости предыдущих обитателей комнаты. Крошечное окошко, кажется, выходило на юг. Или на север. Или на восток. Впрочем, трудно сказать, поскольку окно находилось всего в шести футах от глухой кирпичной стены здания напротив, причем такого высокого, что небо можно было увидеть, лишь прижавшись носом к стеклу и свернув себе шею.
Кухня для персонала располагалась тут же по коридору, мне предстояло делить ее с Натаном и домоправительницей, чья комната была напротив.
На моей кровати высилась аккуратная стопка из пяти темно-зеленых футболок поло и нечто вроде черных штанов с дешевым тефлоновым блеском.
— Разве они не сказали тебе про униформу? — (Я рассеянно взяла футболку из стопки.) — Это просто штаны и футболка. Гупники считают, что с униформой все становится проще. Каждый твердо знает свое место.
— Конечно, если хочешь выглядеть как игрок в поло!
Я заглянула в крошечную ванную комнату, отделанную коричневым мрамором в известковом налете, и увидела унитаз, маленькую ванну, будто дошедшую до нас с 1940-х годов, и душ. Мыло в бумажной обертке лежало на краю ванны, средство для уничтожения тараканов скромно стояло в сторонке.
— По манхэттенским стандартам, это еще очень даже шикарно, — произнес Натан. — Понимаю, комната выглядит обшарпанной, но миссис Гупник сказала, что мы можем ее перекрасить. Парочка дополнительных светильников, вылазка в «Крейт и Баррель» и…
— Мне нравится, — дрожащим голосом прервала я Натана. — Натан, я в Нью-Йорке. Я действительно здесь.
Он сжал мое плечо:
— Ага. Ты действительно здесь.
Преодолевая приступы сонливости, я распаковала вещи, перекусила с Натаном готовой едой (он называл это «едой навынос», совсем как настоящий американец), попереключала 859 каналов на маленьком телевизоре, бóльшая часть которых до бесконечности крутила американский футбол, рекламу средств для улучшения пищеварения или бездарные криминальные шоу, после чего меня наконец сморило, и я отрубилась. Проснулась я без четверти пять утра, дезориентированная воем незнакомой сирены и глухим рычанием газующего грузовика. Включила свет, а когда вспомнила, где нахожусь, почувствовала приступ нервного возбуждения.
Достав из сумки лэптоп, я отправила Сэму текстовое сообщение:
Я ждала, но ответа так и не получила. Он говорил, у него сегодня дежурство, а значит, ему будет не до того, чтобы высчитывать разницу во времени. Тогда я убрала лэптоп и попыталась еще немного вздремнуть. Трина говорит, что от недосыпа я становлюсь похожа на грустную лошадь. Но непривычные звуки чужого города действовали на меня как сигнал к побудке, так что уже в шесть утра я вылезла из постели, приняла душ, стараясь не обращать внимания на льющуюся ржавую воду, оделась — джинсовый сарафан и винтажная бирюзовая блузка без рукавов с принтом статуи Свободы — и отправилась на поиски кофе.
Я шлепала по коридору, судорожно вспоминая, где находится кухня для персонала, которую накануне показывал Натан. Открыв заветную дверь, я с порога поймала на себе пристальный взгляд какой-то коренастой женщины средних лет. Темные волосы, уложенные крупными волнами, как у кинозвезды 1930-х годов, красивые карие глаза и брюзгливо опущенные уголки рта, словно для демонстрации постоянного недовольства.
— Хм… Доброе утро! — (Она продолжала сверлить меня взглядом.) — Я… я Луиза. Новая девушка. Помощница… миссис Гупник…
— Она не миссис Гупник. — Заявление темноволосой женщины повисло в воздухе.
— Вы, должно быть… — Я порылась в своих раскисших мозгах, но так и не смогла припомнить ни одного подходящего имени. «Ну давай же, тупица, давай!» — подстегивала я себя. — Простите. У меня сегодня каша в голове. Временной сдвиг.
— Меня зовут Илария.
— Илария. Ну конечно же! Простите. — Я протянула руку, но женщина проигнорировала мой жест.
— Я знаю, кто ты.
— Э-э-э… Не могли бы вы показать, где Натан держит молоко? Я просто хотела выпить кофе.
