— Вот, — сказала она и вышла из лифта. — Становитесь на мое место. Я поеду на следующем.
— Вы серьезно?
— Люблю романтические свидания.
— Ой, спасибо! Спасибо вам большое! — воскликнула я, входя в лифт.
Мне не хотелось ей говорить, что шансы на романтическое свидание или хотя бы просто на встречу тают с каждой секундой.
Я втиснулась в лифт, не обращая внимания на любопытные взгляды остальных пассажиров, и сжала кулаки, когда лифт тронулся.
На сей раз он поднимался с сумасшедшей скоростью, потрясенные малыши, ехавшие в сопровождении родителей, дружно захихикали и принялись показывать пальцем на стеклянный потолок. Над головой непрерывно моргал свет. Мой желудок, подпрыгнув вверх, несколько раз перевернулся. Стоявшая рядом со мной пожилая женщина в шляпке в цветочек легонько пихнула меня в бок:
— Хотите мятное драже? На случай, если вы наконец встретитесь. — Я взяла одно с нервной улыбкой. Она убрала пакетик обратно в сумку, добавив при этом: — Я хочу знать, как все прошло. Потом найдете меня. Расскажете.
И вот, когда мне уже стало казаться, что барабанные перепонки вот-вот лопнут, лифт замедлил ход и остановился.
Жила-была девушка из маленького городка, и жила она в своем маленьком мире. И была она абсолютно счастлива или, по крайней мере, убеждала себя в этом. Как и многим девушкам, ей нравилось примерять разные наряды, чтобы казаться тем, кем она не являлась. Но, как это обычно бывает с девушками, жизнь быстро ее обломала, и она, вместо того чтобы искать свое призвание, замаскировалась, надежно спрятав то, что отличало ее от других. Жизнь так часто била ее, что она решила: куда безопаснее оставаться не похожей на себя.
Ведь существует масса версий нас самих, которые мы можем выбрать. Когда-то мне казалось, что я обречена на самую заурядную жизнь. Но мой взгляд на мир изменился после встречи с мужчиной, отказавшимся принять новую версию себя самого, которой наградила его злая судьба, и со старой дамой, сумевшей понять, что она способна переделать себя, именно тогда, когда большинство людей уже наверняка махнули бы на себя рукой.
У меня был выбор. Я могла стать Луизой Кларк из Нью-Йорка или Луизой Кларк из Стортфолда. Возможно, была и третья Луиза Кларк; впрочем, я с ней пока не встретилась. Но весь смысл состоял в том, чтобы не позволить человеку, шагавшему рядом с тобой по жизни, решать за тебя, какой ты должна быть, а потом поместить тебя, как бабочку, в стеклянный ящик. А еще в том — чтобы твердо знать, что ты всегда рано или поздно найдешь способ создать себя заново.
Что ж, я переживу, если его там не будет, уговаривала я себя. Ведь, как-никак, я и не такое переживала. Просто тогда мне придется выдержать очередную трансформацию. И, ожидая, когда откроются двери лифта, я повторяла это, как мантру. На часах было семнадцать минут восьмого.
Я стремительно подошла к стеклянной двери, уговаривая себя, что раз уж он проделал такой путь, то вполне сможет подождать двадцать минут. Затем я побежала по площадке, лавируя между желающими полюбоваться видом и желающими сделать селфи туристами, чтобы проверить, здесь ли Сэм. После чего вошла обратно через стеклянную дверь в просторный вестибюль и поднялась на второй уровень. Он наверняка с этой стороны. Я вихрем носилась взад-вперед, заглядывая в лица незнакомых людей в тщетной попытке отыскать одного-единственного мужчину, на голову выше всех остальных, темноволосого и широкоплечего. Я пересекла по диагонали туда и обратно покрытый плиткой пол, вечернее солнце нещадно пекло голову, по спине ручьем струился пот, а я все смотрела, смотрела, смотрела, с замиранием сердца начиная понимать, что его тут нет.
— Ну как, нашли его? — Пожилая женщина, ехавшая тогда со мной в лифте, схватила меня за руку. — (Я уныло покачала головой.) — Милочка, попробуй подняться наверх. — Она показала на стену здания.
— Наверх? А разве можно подняться наверх?
Я со всех ног кинулась, стараясь не смотреть вниз, к короткому эскалатору. Эскалатор доставил меня на другую обзорную площадку, которая оказалась еще больше забита туристами. Я была в полном отчаянии и внезапно представила, как в этот самый момент он спускается с противоположной стороны. А я об этом так и не узнаю.
— Сэм! — Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. — Сэм!
На меня уже стали оборачиваться, но большинство посетителей продолжали любоваться видом, делали селфи или позировали у стеклянного ограждения.
А я стояла посреди обзорной площадки и кричала до хрипоты: «Сэм! Сэм!»
Потом я дрожащими руками достала телефон, пытаясь снова и снова послать сообщение.
— Ну да, сотовая связь здесь отвратительная. Вы кого-то потеряли? — Ко мне подошел охранник в униформе. — Ребенка?
— Нет. Мужчину. Я должна была встретиться с ним здесь. Я не знала, что тут два уровня. И так много площадок. Боже мой! Боже мой! Боже мой! Наверное, его здесь уже нет.
— Я свяжусь по рации с коллегой. Попрошу его сделать объявление. — Он поднес к уху уоки-токи. — Кстати, леди, а вам известно, что на самом деле здесь три уровня? — Он показал куда-то наверх.
И тут я не выдержала и всхлипнула. Было уже двадцать три минуты восьмого. Я никогда его не найду. Он наверняка уже ушел. Если он, конечно, вообще был здесь.
— Попробуйте поискать там. — Взяв меня за локоть, охранник показал еще на одну лестницу, после чего отвернулся и что-то произнес в рацию.
— Мне вон туда? — спросила я. — И больше никаких обзорных площадок?
— Больше никаких, — ухмыльнулся он.
Чтобы подняться со второго уровня обзорной площадки Рокфеллеровского центра до последней, самой высокой, нужно преодолеть шестьдесят семь ступенек, а это очень даже немало, если вы в винтажных атласных бальных туфлях цвета фуксии на высоком каблуке со срезанными эластичными ремешками — одним словом, в туфлях, отнюдь не предназначенных для марафонских забегов, особенно на такой жаре. На этот раз я пошла чуть помедленнее. Я взобралась по узкой лестнице, но уже на половине пути, почувствовав, что еще немного — и я взорвусь от волнения, остановилась и посмотрела на открывающийся отсюда вид. Над Манхэттеном навис огненный шар солнца, безбрежное море блестящих небоскребов отражало его оранжевый свет. Центр мира, где делается весь бизнес. А там, внизу, миллионы жизней, миллионы горестей, больших и маленьких, симфония счастья, потерь и выживания, миллионы ежедневных маленьких побед.
Это большое счастье — иметь возможность делать то, что ты любишь.
Преодолевая последние ступени, я думала о том, что моя жизнь все равно удалась. Я перевела дух и подумала о своем новом агентстве, о своих друзьях, о своей нежданно-негаданно полученной в наследство маленькой собачке с веселой мордочкой. Думала о том, что меньше чем за год я пережила потерю работы и дома в самом крутом городе на земле. И наконец — о Мемориальной библиотеке Уильяма Трейнора.
