— Нет. Мне будет гораздо лучше, если я займусь делом.
— У нас скоро не останется буфетов, если она продолжит скрести их с такой же интенсивностью, — пробормотал папа. — Садись. Я тебя очень прошу. Тебе нужно хоть немного поесть.
— Мне не хочется.
— Ради всего святого, женщина! Или ты хочешь, чтобы у меня случился удар?! — воскликнул папа и, похоже, сам испугался. — Прости. Прости. Я совсем не это имел в виду…
— Мама… — Я подошла к ней, так как она явно меня не слышала, и положила руки ей на плечи, после чего она на секунду застыла. — Мама…
Поднявшись на ноги, мама рассеянно посмотрела в окно.
— И какой теперь от меня прок? — с горечью спросила она.
— Что ты хочешь этим сказать?
Она поправила накрахмаленную белую занавеску:
— Я теперь никому не нужна.
— Господи, мама! Ты мне нужна. Ты нам всем нужна.
— Но ты ведь меня покинула. Разве нет? Вы все меня покинули. Даже Том. Вы все от меня за тридевять земель.
Мы с папой переглянулись.
— Но это вовсе не значит, что ты нам не нужна.
— Дедушка был единственным человеком, который реально нуждался во мне. Даже тебя, Бернард, вполне устроит по вечерам кусок пирога и пинта пива в пабе через дорогу. И что теперь прикажете делать? Мне пятьдесят восемь лет, и я ни на что не гожусь. Всю свою жизнь я провела, ухаживая за другими, а сейчас вообще никому не нужна.
У нее на глаза навернулись слезы. И мне вдруг показалось, что еще немножко — и она завоет.
— Мама, ты всегда нужна нам. Даже не знаю, что бы я делала, если бы тебя не было рядом. Ты для нас как фундамент здания. Мы можем сколь угодно долго не видеться, и тем не менее я знаю, что ты здесь. Поддерживаешь меня. Всех нас. — (Она неуверенно окинула меня встревоженным взглядом, точно не веря своим ушам.) — Да-да, так оно и есть. Сейчас у тебя трудный период. Пройдет немало времени, прежде чем ты приспособишься. Но вспомни, что было, когда ты начала посещать вечерние курсы! Ты была такой счастливой. Будто открыла в себе нечто такое, чего не знала раньше. Ну и теперь все будет точно так же. Забудь о том, что кто-то непременно должен в тебе нуждаться, и посвяти наконец свободное время себе.
— Джози, — ласково сказал папа, — мы начнем путешествовать. Короче, делать то, что не могли себе позволить раньше, так как нельзя было оставить дедушку одного. Возможно, приедем навестить тебя, Лу. Поездка в Нью-Йорк! Послушай, любовь моя, твоя жизнь не кончилась, она просто будет теперь немножко другой.
— В Нью-Йорк? — переспросила мама.
— Боже мой! Я буду на седьмом небе от счастья! — Я взяла кусочек тоста с подставки. — Найду вам какой-нибудь симпатичный отель. И мы вместе будем осматривать достопримечательности.
— Ты серьезно?
— Быть может, мы наконец познакомимся с тем миллионером, на которого ты работаешь, — сказал папа. — И он даст нам парочку полезных советов. Да?
Честно говоря, я решила пока не сообщать им об изменении своих жизненных обстоятельств. И сейчас просто продолжила с отсутствующим видом жевать тост.
— Мы? Поедем в Нью-Йорк? — удивилась мама.
Папа протянул ей коробку бумажных носовых платков:
— Ну а почему бы и нет? У нас есть какие-никакие сбережения. С собой их в могилу не заберешь. Наш старик это отлично понимал. Луиза, ты ведь не ждешь от нас богатого наследства, а? Лично я опасаюсь проходить мимо конторы букмекера. А что, если он выскочит на улицу и скажет, что дедуля остался должен ему пятерку?
Мама выпрямилась, по-прежнему не выпуская из рук тряпку для пыли:
— Ты и мы с папой в Нью-Йорке. Вот это да!
— Если хочешь, вечером посмотрим расписание рейсов. — Интересно, а мне удастся уговорить Марго подтвердить, что ее фамилия Гупник?
Мама смахнула непрошеную слезу:
— Боже милостивый, дедушку еще не успели похоронить, а вы уже строите планы на будущее. Что он подумает о нас?
— Он подумает, что это прекрасно. Дедушка бы точно одобрил вашу идею поехать в Америку.
— Ты уверена?
— Абсолютно уверена. — Я обняла маму. — Дедушка ведь побывал во многих странах, когда служил на флоте, да? И он наверняка обрадуется, если ты продолжишь занятия в образовательном центре для взрослых. Зачем зря пропадать знаниям, которые ты уже приобрела за прошлый год?!
— И я совершенно уверен: дедушке было бы приятно знать, что, прежде чем уйти, ты не забудешь оставить мне в духовке обед, — добавил папа.
— Брось, мама! Самое главное — пережить сегодняшний день, а потом можно и начать строить планы. Ты сделала для дедули все, что могла, и я не сомневаюсь, он считает, что следующий этап твоей жизни должен быть более увлекательным. Ты это заслужила.
— Увлекательным… — Мама взяла у папы бумажный платок и промокнула глаза. — И как только мне удалось воспитать таких мудрых дочерей?
Папа выразительно поднял брови, проворно схватив у меня с тарелки тост:
— Ах! Все дело в благотворном отцовском влиянии.
Он тихо крякнул, когда мама смазала его по голове посудным полотенцем, а когда она отвернулась, улыбнулся мне с видом глубочайшего облегчения.
Похороны прошли, как, собственно, проходят все похороны, с различными вариациями степени скорби, со слезами и существенным процентом собравшихся, которым не мешало бы знать слова и мелодию псалмов. Сборище было не слишком многолюдным, как деликатно заметил священник. Под конец жизни дедушка так редко выходил из дому, что почти никто из его бывших друзей и не узнал о его смерти, хотя мама даже поместила объявление в «Стортфолд обзервер». А впрочем, быть может, большинство дедушкиных знакомых к этому времени уже и сами отошли в мир иной. Поскольку проститься с ним пришла всего парочка человек, наверное, имело место и то и другое.
У могилы я стояла, с мокрым от слез лицом, рядом с Триной, с благодарностью ощутив прилив родственных чувств, когда она неожиданно сжала мою ладонь. Я оглянулась на Эдди, которая держала за руку Тома. Том ковырял ногой маргаритку в траве, возможно, чтобы не разреветься, а возможно, вспоминая в данный момент о трансформерах или недогрызенном печенье, которое засунул под обшивку катафалка.
Я услышала, как священник шепчет знакомое «прах к праху», и мои глаза наполнились слезами, которые я поспешно вытерла носовым платком. А потом я подняла голову и увидела с другой стороны могилы, за спинами немногочисленных скорбящих, Сэма. У меня екнуло сердце. И тотчас же нахлынула жаркая волна — нечто среднее между страхом и тошнотой. На секунду перехватив его взгляд, я заморгала и отвернулась. А когда снова посмотрела в ту сторону, Сэма уже не было.
Я стояла возле шведского стола в пабе, когда Сэм внезапно возник возле меня. Надо сказать, я еще ни разу не видела его в костюме. Сэм казался таким красивым и одновременно таким чужим, что мне стало трудно дышать. И я решила вести себя по возможности как вполне зрелая личность, а именно старательно не замечать его, а потому пристально уставилась на тарелки с сэндвичами с видом человека, только недавно познакомившегося с таким понятием, как еда.
