Эдгар представил отца, с утра до ночи угрюмо сидящего в офисе, темные круги у него под глазами, красоту его медлительных движений. Когда мама только заболела, Эдгар как-то увидел, что отец, встав на колени, собирает в душевой пряди ее волос. Никто еще не верил, что может случиться страшное, а он пытался спасти все, что мог, и хранил волосы в наволочке.
— Пойдем, — сказал мужчина. — Здесь очень приятно сидеть, но давай погуляем.
Эдгар не тронулся с места.
— Покажи мне места, куда тебя водила мама. Давай прокатимся в метро и споем ее любимую песню.
Эдгар не знал, что сказать. Мама учила его не общаться с незнакомцами.
— Мы оба голодны. — Индус задумчиво потер подбородок и поправил тюрбан. — Я кое-что придумал. Ты назовешь мне любимый ресторан твоей мамы, и я отправлюсь туда, а ты, если хочешь, тоже приходи.
Эдгар назвал китайский ресторанчик в Нижнем Ист-Сайде, и мужчина скрылся за кустами.
Прошел целый год — триста шестьдесят пять дней — с тех пор как мама закрыла глаза, и ее рука, которая уменьшилась и стала почти такой же, как у Эдгара, выпустила его руку. Открылась дверь, и ее душа устремилась в неизвестность.
Один мальчик из школы сказал ему, что никакой души нет, что человек — просто машина. Хотя он не имел в виду ничего дурного и его слова звучали вполне разумно, Эдгар чувствовал: здесь что-то не так, не только этот мальчик, но и все люди чего-то не понимают.
Перед самой смертью мама словно набралась сил. Она широко распахнула глаза и даже попыталась сесть. Оглядела комнату, а потом посмотрела на мужа, который сидел на краешке кровати.
Годовщины печальны и прекрасны. Снег на глазах превращается в дождь.
Эдгар толкнул дверь в китайский ресторан. Рекламные листки затрепетали, словно крылья.
Он скользнул в кабинку и сел напротив мужчины, бегающий глаз которого проводил официанта на кухню.
Из-за бисерной шторы появилась китаянка.
— Давно ты к нам не заходил, Эдгар.
— Да, — ответил он, и у него потеплело на сердце при мысли о маме.
Индус положил руку ему на плечо.
Эдгар заказал все блюда, которые любила мама. Свинину Му-Шу, жареный рис, остро-кислый суп, хрустящую утку Вон-Тон и цыпленка генерала Цо. Напротив кабинки стоял аквариум, и Эдгар задумался, помнят ли его рыбы.
Было странно есть мамину любимую еду. Запах утки и согревающая густота супа — все напоминало о ней.
Он вспомнил ее тонкие пальцы, подкладывавшие ему на тарелку лучшие кусочки. Мама заправляла за уши свои светлые с рыжинкой волосы и всем существом отдавалась еде. Потом они обсуждали школьные дела и куда поехать в августе, когда Нью-Йорк становится невыносимо душным.
Странный незнакомец ел молча.
После еды индус выудил из кармана горсть четвертаков. Китаянка со звоном пересчитала их на стойке. Эдгар разломил свое счастливое печенье и прочел предсказание: «Длинные корни притягивают к нам любовь».
Затем они пошли в автоматическую прачечную в Челси и сидели там на литых оранжевых стульях возле взбивающих пену машин. Было уже поздно, и все-таки Эдгар знал, что отец еще не дома.
— Мама приводила меня сюда просто для развлечения, — сказал он.
Индус кивнул. Три польки в углу складывали полотенца.
— Бабушка приводила сюда маму, когда она была маленькой, и они подолгу разговаривали по душам.
— А вы с мамой разговаривали по душам, когда приходили сюда?
— Да, — ответил Эдгар. — Она учила меня, как называются разные облака и как заранее предсказывать погоду.
Оба рассмеялись, потому что снаружи внезапно разразился сильнейший ливень, и улица наполнилась смехом и восторженными криками людей.
— Нас как будто стирают в машинке, — заметил индус.
Эдгар кивнул.
— Мы обычно сидели вон там, — показал он на женщин с полотенцами. — У мамы в сумке были конфеты, мы покупали газировку в автомате и устраивали поедание сладостей.
Вспомнив, Эдгар не удержался от смеха.
— Она просила меня не говорить папе, но однажды во время ужина ее сумка упала со стола, и конфеты высыпались на пол. Папа очень удивился, потому что в жизни не видел столько конфет.
Индус тоже расхохотался, а потом купил Эдгару газировки и леденцов, расплатившись четвертаками, оставшимися от обеда.
В жарком ландромате Эдгар почти ощутил аромат маминых рук. Машина с маленькими разноцветными коробочками стирального порошка напомнила ему о «Коробке радости», стоящей на полке над его кроватью. Давая ему два четвертака на эту покупку, она сказала:
— Я всегда буду дарить тебе радость.
Они вышли из ландромата и направились к метро на Четырнадцатой улице, но внезапно остановились, потому что на вентиляционной решетке спал бездомный.
— Когда-то он был маленьким мальчиком, — печально сказал индус.
Грязный бродяга с жидкими свалявшимися космами, накрытый каким-то тряпьем, лежал на подмокших кусках картона.
— Он и сейчас маленький мальчик, который ждет, чтобы его кто-то полюбил, — сказал Эдгар и вытащил из рюкзака свитер.
— Что ты делаешь? — спросил новый знакомый.
— Учусь любить свою маму по-новому. — Эдгар положил свитер на картон, и холодные грязные пальцы бездомного, почувствовав прикосновение мягкой шерсти, потянулись к нему. У его ног лежала картонка с надписью: «Все мы порой нуждаемся в помощи».
— Ты совершил очень доброе дело, — произнес индус.
— Да ну, пустяки, — смутился Эдгар.
— Из малого складывается великое.
— Как это?
— Увидишь когда-нибудь.
По платформе подземки пронесся порыв ветра, и Эдгар вспомнил слова своего нового друга: «…а ветер — всего лишь колебание воздуха, а не смех смеха».
Подъехал поезд, Эдгар взял индуса за руку, они вошли в вагон и сели рядом с каким-то мальчиком и его мамой. Женщина — беременная — чистила фисташки и складывала в пакетик. Мальчик наблюдал за ней, вертя на коленях баскетбольный мяч.
— Там скрываются все тайны, — произнес индус.
Эдгар посмотрел на выпирающий живот женщины. Он тоже когда-то жил в таком теплом доме.
Когда они доехали до своей остановки и вышли, уже стемнело, и оба, словно по команде, подняли глаза к звездному небу.
— Мы покидаем одну утробу и переселяемся в другую, — засмеялся мужчина.
Звезды казались совсем близкими, хотя на самом деле находились на расстоянии в миллионы миль.
— Свет от звезд идет так долго, что некоторые из тех, что мы видим, уже давно погасли.
— Они умерли?
