Я вот думаю: а может, не нужно его жалеть? Что если, насильно лишенный бремени Большого Мира, он испытал облегчение и жил себе со спокойной совестью: сколько сумел, столько и сделал, почему бы спокойно не насладиться тихими радостями Малого Мира?
Длинный пост про секрет длинной жизни
26.01.2013
В связи с Молодом Маршалом, мирно дожившим до ста лет, я стал думать вот про что.
Среди долгожителей на удивление мало знаменитых людей. Как начнешь разбираться, оказывается, что почти все, кто дотягивает до глубокой-преглубокой старости, прожили заурядную, малособытийную жизнь. Горели неярко и ровно, потому долго и не перегорали.
Но бывают исключения.
Интересно получается с политическими и государственными деятелями. Такое ощущение, что для этой категории знаменитостей самый надежный билет в длинную жизнь — вовремя сверзнуться с Олимпа. После балансирования на верхушке политической пирамиды, где сплошь стрессы и риски, уход со света в тень нередко становится мощным ревитализирующим стимулом, вроде второго рождения. Кто с горя не умирает быстро, получает хороший шанс на сверхдлинный забег. Особенно благотворны почему-то опала, сокрушительный крах и даже заточение (как в случае с Молодым Маршалом).
В качестве архетипического примера приведу сюжет из отечественной истории.
На портрете справа наверху последний атаман Запорожской сечи Петро Калнышевский, кавалер ордена Андрея Первозванного, генерал-лейтенант российской армии.
Когда Екатерина в 1775 году решила упразднить казачью вольницу, атаман был уже очень стар. Его сослали на Соловки и содержали там в ужасных условиях, чтобы поскорее помер. Посадили навечно под замок, в крошечную камеру, откуда выпускали подышать воздухом два раза в год. Пишут, что к концу заключения там накопился полутораметровый слой нечистот. Любой здоровяк в два счета отдал бы богу душу. Но старец не торопился переселяться в мир иной. Он провел в узилище четверть века, после амнистии отказался выходить на свободу и скончался только в 1804 году, имея от роду 113 лет, то есть успел пожить аж в трех столетиях — семнадцатом, восемнадцатом и девятнадцатом.
Хоть и не до такой степени, но все равно исключительно живучими оказались погорельцы нашей «антипартийной группы» 1957 года. Рухнув с Олимпа, Молотов и Каганович благополучно пережили всех былых товарищей по политбюро — даже легендарно непотопляемого Микояна, который дотянул «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Анастас Иванович скончался всего-то на восемьдесят третьем году, что по нынешним меркам даже и долгожительством не считается (на Западе оно теперь начинается с девяносто пяти). А вот Вячеслав Михайлович в своем тихом забвении досуществовал до 96 лет; Лазарь Моисеевич — и вовсе до 98.
Вдали от власти — оно спокойней
Другая жертва политических интриг, маршал Соколов, с треском изгнанный из министров обороны якобы из-за полета Матиаса Руста, жил-поживал после этого еще много лет и отошел в иной мир всего несколько месяцев назад, на сто втором году от рождения.
Сто третий год дедушке, дай ему вьетнамский бог здоровья
А его вьетнамский коллега Во Нгуен Зиап, звонкое имя которого я намертво зазубрил со студенческих времен (можете меня хоть сейчас спросить, как звали руководство братских соцстран — не вырубишь топором), и поныне живехонек, хоть вылетел со всех постов еще тридцать с лишним лет назад.
Кроме опальных госдеятелей завидным долголетием отличаются философы, но это понятно. Ничто их, мудрых, не шокирует. Случись какая-нибудь чума — философ махнет рукой, скажет: «Пройдет и это». Сердечная мышца при таком аппроуче изнашивается медленнее.
Эрнст Юнгер (1895–1998)
Клод Леви-Стросс (1908–2009)
Мой любимый Бертран Рассел (1872–1970)
Любимица нации Елизавета-старшая (1900–2002)
Отлично консервируются также члены королевских фамилий — особенно, если вовремя уходят в тень. В этом случае получается двойной оздоровительный эффект: как у потерявшего актуальность политика и как у августейшей особы, вся жизнь которой — сон, увиденный во сне. Режешь себе ленточки на торжественных церемониях да дремлешь с открытыми глазами на благотворительных банкетах.
Англичане сильно недолюбливали Елизавету-старшую, пока та восседала с мужем на престоле. А после того, как она в 1952 году овдовела и стала безобидной королевой-матерью, все ее обожали — и чем дальше, тем больше.
Из рекордсменов этого разряда мой фаворит — японский принц Хигасикуни (1887–1990), дядя императора Хирохито. Принц Хигасикуни еще в юности (моей, не его) интриговал меня зигзагами своей биографии. Высочеству тогда было уже сильно за восемьдесят, и он казался мне невероятным мафусаилом, а ведь ему оставалось жить еще лет пятнадцать.
Даю молодое фото, а то всё старики да старики
В молодости принц, как положено, был разгильдяем. Уехал постажироваться в Сен-Сире, а потом так прижился в веселой французской столице, что вытащить его обратно в Японию не удавалось целых шесть лет. В конце концов правительство отрядило решительного камергера, чтобы доставить загулявшее высочество на родину.
Однако с возрастом Хигасикуни остепенился и сделал большую военную карьеру. Ему выпала ключевая роль в истории: в августе 1945 года он был специально назначен премьер-министром, чтобы провести страну через ужас и позор капитуляции. Вероятно, если бы пребывание у власти затянулось, принц так долго бы не прожил. Но уже через два месяца он со скандалом (сейчас уже неважно каким — ничего особенно интересного) был отправлен в отставку и с тех пор никогда больше ничем важным не занимался.
