Он взял меня под руку – впервые за долгие-долгие дни коснулся моего тела.
43
Домой мы ехали молча. Я ругала себя за потерю ключей, а сидящий рядом Джеми, возможно, не мог простить себе того, что дал слабину и был мил со мной.
Когда мы добрались до места и поехали уже по подъездной дорожке, Джеми повернулся ко мне и сказал:
– Ты немножко пугаешь меня, Лорен. Будто внезапно стала совсем другим человеком. Или же действительно напилась. Это так? Ты просто пьяна?
Если бы все дело было в этом. Если бы только я могла протрезветь, принять аспирин и к утру стереть все из памяти.
Я наклонилась вперед; воспоминания Эбби, равно как и воспоминания других девушек, больше не обрушивались на меня каскадом – мной овладели мои желания, а не их. Мне хотелось коснуться губами его шеи или почувствовать его у себя на губах. Хотелось на секунду вспомнить, как оно было, пока в дело не вмешались тени. Хотелось знать, по-прежнему ли от его губ пахнет корицей.
Но он отпихнул меня.
– Мы расстались, – сказал он. – Ты что, забыла?
Здесь, в темном салоне его машины, я действительно не помнила об этом. Но потом сообразила, о чем это он.
– Я должен спросить тебя об одной вещи, – продолжил он. И достал из кармана объявление о пропавшей девушке, и ему не было нужды разворачивать его. Я и так знала, что на нем фотография Эбби.
– Ты оставила это в моем худи.
Я кивнула. Он по-прежнему держал объявление в руке, и мне было совершенно необходимо забрать его.
– Что случилось с девушкой по имени Эбигейл? Это из-за нее ты была с Люком Кастро?
– Ее зовут Эбби, – поправила я его. – Но я не была с ним. Я же говорила тебе, что уронила ключи.
– Ты не знакома с ней… Верно?
Я взяла из его руки многократно сложенное объявление и спрятала в своей.
– Джеми… что, если я скажу тебе о чем-то, но не буду ничего объяснять, а ты не станешь спрашивать, что, да почему и откуда мне все это известно? Если я скажу тебе, что Эбби сейчас в машине рядом с нами? Что она сидит позади тебя и машет рукой, призывая замолчать, но я не собираюсь делать этого, а хочу рассказать тебе все. Что, если, Джеми? Что, если я сделаю это?
Он закрыл глаза и долго не открывал их. Сидящая за его спиной Эбби смотрела на меня. Я видела ее грязное лицо в зеркале заднего вида, мне не надо было оборачиваться, чтобы удостовериться в ее присутствии.
Наконец Джеми заговорил:
– Тогда я ответил бы, что ты действительно пьяна в стельку, тебе нужно выпить стакан воды и лечь в постель.
– О’кей, – кивнула я. – Тогда я рада, что промолчала.
Хлопнув дверцей, я направилась к дому. Выражение лица Джеми было ошарашенным.
44
Не успела я снять куртку, а мама уже поняла, что я пила. Она не собиралась наказывать меня за это, но сделала замечание и спросила, как я добралась до дому и откуда возьму новые ключи от фургона, если не смогу найти те, что потеряла, и сказала также, что если утром я буду страдать от похмелья, то заслужила это. Когда она говорила о похмелье, в ее глазах горели маленькие мстительные искорки.
А когда она стала расспрашивать о вечеринке, требуя комментариев, дверь в комнату открылась, и из нее послышались голоса. Это не были обрывки фраз и шепот, как обычно. Они не дожидались своей очереди и не желали вести себя прилично. Я не могла видеть их, зато хорошо слышала; голоса были недовольными и грубыми от того, что их обладательницы вдыхали огонь, и еще грубее от долгого крика.
Ты не собираешься искать ее?
Твоя мама. Она знает.
Ты до сих пор не поздоровалась со мной. Ты меня не видишь?
Ты просто противная шлюшка. И не слишком уж умная.
Ты лжешь. Ты лжешь. Ты лжешь.
КАК ДОЛГО МНЕ ЕЩЕ ОСТАВАТЬСЯ ЗДЕСЬ?
Время уходит.
Ты сказала, что будешь искать ее. А сама не ищешь.
Привет. Я говорю «привет». Ты меня видишь? Привет.
Время уходит.
Привет.
Моя голова гудела от голосов. Их было больше, чем я могла сосчитать, больше, чем я могла узнать, и это доказывало, что есть и другие пропавшие девушки, которые еще не повстречались на моем пути, и что там, в лесу, они мне не привиделись. Я крепко зажмурила глаза, словно это могло остановить их, и они действительно заткнулись – на одно мгновение. А затем стало еще хуже. Одна история заглушала другую и не давала прозвучать следующей. В результате все истории переплелись друг с другом.
Новые голоса. Новая девушка по имени Яна хотела поговорить со мной о мальчике по имени Карлос – о том, что она должна была встретиться с ним, но ей это не удалось до того, как ее забрали, и о том, какие у него невероятно выразительные карие глаза. А еще одна новая девушка по имени Хейли совершила какие-то поступки, которыми очень гордилась, и кто я такая, чтобы судить? А девушка Тина ненавидела всех, кто положил на нее глаз, всех девушек здесь и в особенности меня.
Хейли уже убегала из дома. В первый раз ей выбили зуб, во второй она проколола пупок, в третий удостоилась обвинения в проституции, а в четвертый пропала без следа, хотя вовсе и не убегала. Яна любила Карлоса и сбежала, чтобы жить с ним – или, по крайней мере, она намеревалась сделать это, но ее семейство отловило ее и как следует наказало. Трина убежала, потому что никто не обращал на нее внимания. Просто потому, что могла убежать. И считала, что тем самым обеспечила себе подлинную гребаную свободу.
Ты думаешь, он ждет меня?
Они думают, что знают. А они не знают. Никто не знает.
Ухожу, ухожу, ушла. Как я тебе теперь нравлюсь, а? Как я тебе теперь нравлюсь?
Ты меня слушаешь? Почему ты не слушаешь?
Ты думаешь, он ждал?
Эй, ты, слышишь меня? Привет, привет.
Она вышла, идиотка.
Проснись, проснись. Разбудите ее кто-нибудь.
Затем – во внезапной тишине посреди шума – заговорила она. Громче, чем остальные, будто находилась ближе других, и более требовательно.
Помоги.
Я узнала голос. Он принадлежал Эбби Синклер.
45
Открыв глаза, я обнаружила, что лежу посреди комнаты на диване, а наша кошка Билли устроилась неподалеку, на кофейном столике. Она пристально смотрела на пятно прямо у меня над головой, мама тоже стояла рядом, пребывая в состоянии полуобморока. Она держала меня за кисти рук, а на моей скуле был большой синяк – в том месте, куда я, видимо, била себя кулаком. В горле у мамы булькали какие-то успокаивающие звуки, и они действительно отчасти привели меня в норму. Приглушили шум и уменьшили панику. На девушек они также подействовали благотворно, и скоро все мы, утихомиренные, прислушались к беззвучному то ли пению, то ли бормотанию мамы.
