Нам повезло: очень скоро нашу четверку обнаружили и подняли на борт катера. Мы вернулись на Квалито перед самым заходом солнца, счастливые — чуть ли не в первый раз — от того, что находимся на суше. Весь вечер я отлеживался в своей постели на берегу, читая справочник при свете налобного фонаря. Купленное в лондонском спортивном магазине оборудование XXI века позволило мне приблизиться к самому краю безопасного существования. А вот теперь я валялся в темноте под пальмой, тихо надеясь удержаться на этом краю, с арсеналом подручных средств ненамного лучше, чем у сельского доктора 1900-х. Я, разумеется, очень надеялся, что на сей раз пронесет, но сам себе при этом казался полнейшим безумцем.
***
Человек может существовать лишь в тонком слое, можно даже сказать, внутри тончайшей пленки, покрывающей нашу планету; вода, занимающая четыре пятых земной поверхности, негостеприимна к погружающимся в нее исследователям. И дело не только в отсутствии кислорода, пригодного для дыхания. Даже взяв воздух с собой, мы не можем оставаться под водой сколько хотим. Погружаясь, мы приспосабливаемся, адаптируемся к новым условиям, но и сама водная толща тоже нас меняет, как и попадающий в легкие газ. Мы не приспособлены к существованию на глубине. По крайней мере, организм всячески дает нам это понять. Без специального оборудования мы обречены — нам не выжить в воде даже с запасом кислорода. Наше место на суше, причем достаточно теплой. В конце концов, человек — это тропический примат.
Плавучие посадочные площадки для вертолетов сделали возможными беспрецедентные исследования и спасательные операции. Проносясь на высоких скоростях над тропическими морями или холодными атлантическими волнами, мы доверяем этим машинам свою безопасность. За считанные минуты мы взмываем в небо и из теплого уютного аэропорта переносимся в среду, абсолютно непригодную для жизни. И что же отделяет нас от бескрайних водных просторов? Какая-то жестянка, висящая в воздухе благодаря нелепым винтам, что рассекают воздух в попытке одолеть силу тяжести.
Вертолеты и акваланги позволили нам летать над океаном и спускаться под воду, спасать и исследовать. Но все эти технические средства — весьма ненадежная защита от экстремальной среды. За ошибки природа карает мгновенно, а милует редко. Достижения инженерии и технологии, предоставляя нам дополнительные возможности, делают нас и более уязвимыми.
Такой урок я извлек из неопасной на первый взгляд экспедиции. Даже на райском острове человек пугающе уязвим без защитной брони, которую соорудил с помощью науки и медицины, чтобы защититься от собственных ошибок.
***
Экспедиция продолжалась, на Квалито становилось все жарче. Несмотря на панический страх перед кессонной болезнью, я мало-помалу стал спокойнее относиться к дальним вылазкам исследовательской группы. Мы были оснащены лучше многих, а жили с таким комфортом, что временами чувствовали себя как на пятизвездочном курорте. Да, риск оставался, но была и радость открытий, а одно без другого немыслимо.
В конце декабря многие волонтеры сбежали в места с более прохладным климатом, простившись с горсткой энтузиастов. В Рождество мы нарушили правила экспедиции и выудили пару барракуд. Индейки у нас не было, да мало ли чего еще там не было, но свежая рыба не шла ни в какое сравнение с осточертевшей лапшой из пакетиков и консервированным тунцом, которыми мы питались каждый день с момента прибытия.
Мы продолжали ежедневные погружения, находя и описывая все новые рифы. Океан менялся: вода становилась все теплее, постепенно повышалась и ее кислотность — в результате чего останавливался рост кораллов и возникшей вокруг них экосистемы. Невооруженным глазом этого не увидеть. Данные, собранные нашей экспедицией, были, разумеется, лишь моментальным снимком, одним-единственным кадром из фильма, растянувшегося на десятилетия и иллюстрирующего влияние глобального потепления на этот конкретный, отдельно взятый аспект жизни океана.
В канун Нового года, ближе к полуночи мы собрались на пляже и любовались звездами. Было совершенно темно, в небе четко рисовалась лента Млечного Пути, прекрасного, как никогда.
Мы пели «Забыть ли старую любовь» и выкрикивали в темноту «С Новым годом!» Время от времени замолкали, прислушиваясь, не ответят ли нам. В море не было ни огонька. Но мы знали, что мы здесь не одни, что за горизонтом есть еще острова, такие же, как наш. И потому продолжали кричать, хотя не представляли, слышно ли нас на той стороне и хорошо ли мы прислушиваемся. А над нами раскинулся другой океан, непостижимо бескрайний — и такой же коварный.
Глава 7
ОРБИТА
1983 год. Первый многоразовый транспортный корабль «Энтерпрайз» на авиасалоне в Ле-Бурже, Франция. Этому «челноку» не довелось слетать в космос, он использовался для испытаний — в частности, отработки приемов посадки
© Eric Salard.
Когда, получив диплом астрофизика, я вернулся и вновь вошел через вращающуюся дверь в свой университет, чтобы изучать медицину, мне пришлось сообщить эту сенсационную новость родителям. Они расплакались. Думаю, как и многим родителям-иммигрантам, им всегда хотелось видеть сына врачом. Мой персональный банковский менеджер тоже чуть не прослезился. Но, видимо, по другой причине.
К третьему курсу я остался без гроша. Выходные я проводил, вставляя в рамки диапозитивы в фотоагентстве, дежурил вышибалой в студенческом клубе (в Лондонском университетском колледже эта роль не требует данных Арнольда Шварценеггера) и даже до смешного недолго и до ужаса неудачно пробовал себя в амплуа диджея. Ни одно из этих занятий дохода не принесло.
Но у меня созрел план. НАСА, рассуждал я, это организация с многомиллиардным бюджетом, которая занимается отправкой людей в космос. Раз так, им точно нужны врачи. А значит, за таких, как я, они наверняка готовы выложить целое состояние.
Однако между моими надеждами и грубой реальностью пролегало поистине космическое расстояние. Разумеется, у НАСА имелись миллиарды долларов, но их уже успели потратить — и с лихвой. Стипендий и дотаций у них тоже не было, а если бы и были, мой британский паспорт никак не способствовал их получению. НАСА — федеральное агентство США, принимать на службу неамериканцев туда запрещено приказом президента. В большинстве ответов на мои запросы об этом говорилось открытым текстом.
Тогда я отказался от идеи получить грант и смирился с чудовищно растущим долгом за обучение. Вместо того чтобы рассылать письма, я решил обратиться в НАСА с просьбой принять меня интерном в их исследовательскую лабораторию. Денег за интернатуру не платили — трудиться предстояло бесплатно, — зато это был реальный шанс оказаться в месте, о котором я мечтал с детства.
Но и этот путь мне тоже преградила баррикада из вежливых отказов. Потом наступила эпоха модемов, и я начал забрасывать НАСА сообщениями по электронной почте. Мне повезло. Тогда еще не научились фильтровать спам. Однажды в ответ на очередное мое письмо, факс или мейл пришла анкета. Невероятно, но, заполнив ее, я получил место на курсе аэрокосмической медицины в Центре космических исследований.
