Папа уронил полотенце, его лоб пересекли морщины.
– Что-то происходит? – обеспокоился он.
Да, что-то происходит. Погибли люди, а всем, по-видимому, плевать. Все ведут себя так, будто дело было только в Нике, будто только у него были проблемы. Он был психом, они – нормальные, вот что они думают. Но они ошибаются. Я знал Ника. Знал Ника, который вступился за меня в раздевалке и подрался с Крисом Саммерсом. Он не был сумасшедшим. Он отчаялся. Я думал, что знаю Криса Саммерса, но, как оказалось, это было не так, и я не могу рассказать всем о том, что случилось на самом деле, и открыть правду, потому как слишком боюсь за себя.
От беспокойства морщины на лбу отца углубились, в глазах отразился страх. Мне вспомнилось, как я бросился к нему второго мая – полицейские удерживали родителей, пока сами прочесывали школу. Как отец стоял на дорожке в пахнущей заводом спецодежде и как рыдал, обнимая меня и сотрясая рыданиями мое тело. «Я так боялся, – давился он слезами. – Так боялся, что с тобой что-то случилось».
Я не мог снова так с ним поступить. Он не заслуживал этого страха.
– Нет, ничего не происходит, – ответил я. – Это был гипотетический вопрос. Для сочинения, которое я пишу на тему свободы воли.
– А, – отозвался папа и вернулся к работе. – Думаю, при желании и немалых усилиях люди могут измениться. Но большинство даже не хочет пытаться. Большинству легче принять свои плохие качества, чем бороться с ними. Изменение – это тяжелая работа. Спроси у любого курильщика.
Я откинулся на спинку стула и, наблюдая за работой папы, размышлял над его словами. Джейкоб Кинни никогда не изменится. Зачем это ему? Гораздо проще верховодить школой – чтобы популярные девчонки тебя обожали, а все остальные боялись, – чем пытаться стать хорошим человеком.
Я подумал о словах Дуга: «это просто шутка», «все это ерунда». И о том, как Валери меня отшила и вела себя так, словно я ей враг. Я подумал о не стертой с дверцы моего шкафчика надписи: «Пидор!».
Но больше всего мои мысли занимали перечеркнутые красной ручкой имена и то, как все были потрясены, когда людей с этими именами застрелили.
Когда кого-то из них застрелили.
Потрясены были все. Кроме меня.
Одиннадцатый класс
113. РозовыйРозовыйРозовыйРозовыйРозовый
114. Джессика! Сучка!! Кэмпбелл!!!
115. Жирные бока Теннайл
С приближением мая всегда трудно сосредоточиться на школьных уроках. Наконец-то светит солнце, и единственное, чего хочется, – сидеть на улице, слушать музыку и, может быть, пускать по воде Голубого озера камешки.
Но в мае одиннадцатого класса заставить себя идти в школу было просто нереально. Думаете, за девять месяцев Крису Саммерсу надоело меня третировать и он нашел себе занятие получше? Как бы не так! Мартышка, и та бы устала прыгать месяцами вокруг одного и того же мяча. Крис же за зиму только вошел во вкус. Он обзывал меня «пиратом-педрилой» и подговорил своих дружков вякать что-нибудь соответствующее, проходя мимо меня в коридоре: «Разрази меня гром, я слышал, Ник Левил прохаживается к шкафчику Дэви поглазеть на его тыл! Йо-хо-хо!».
Однажды я прогулял школу и поехал на велике к Голубому озеру. Стоял солнечный день, озеро сверкало, пуская блики в глаза. Было так мирно.
Пока я не услышал этот звук.
Хлопок, будто от выстрела.
Говорят, за выстрел можно принять выхлоп машины. Чушь собачья. Выстрел похож на выстрел, и ты сразу понимаешь, что именно услышал минуту назад. Во всяком случае я понял это сразу. Остановился на велосипеде, уперев ногу в землю, и навострил уши, не зная что делать.
Но потом услышал голоса и смех за навесом – тем самым, где мы обычно встречались со всеми на озере. У туалетов стояла знакомая машина. Черная крутая тачка. Брэндон мне еще из нее фак показал. Машина Джереми.
Я развернул велосипед в сторону голосов и оставил его рядом с машиной. Прошел через навес и увидел сидящего на камне Джереми. У него на коленях лежал пистолет.
– Ты чего здесь делаешь? – донеслось от озера.
Я обернулся. Ник стоял с банкой в руках.
Джереми сунул пистолет под ногу и повернул ко мне голову.
– Эй, Пи-Ви! – не вынимая изо рта сигарету протянул он. – Прогуливаешь уроки, как большой мальчик? Милашка!
Я сделал несколько шагов вперед.
– Что у вас тут?
От тревоги в моем теле напрягся каждый нерв. В глубине глаз Ника таилось какое-то темное и сильное чувство, как тогда в подвале, когда я увидел перечеркнутые имена в Списке ненависти. Только сейчас его взгляд заставил меня серьезно занервничать.
– Ничего особенного, – отозвался Ник. – Тусим, как обычно.
– И кое в чем практикуемся, – добавил Джереми хриплым голосом. – У нас тут сегодня своя школа. Только безо всяких придурков. Школа корректировки поведения. – Он засмеялся. – Урок вот-вот начнется. Твое поведение не нужно подкорректировать, Пи-Ви?
Я скорчил мину и, проигнорировав его, обернулся к Нику.
– Давно не виделись.
– Оставь его, – сказал Ник Джереми. – Дэвид – нормальный парень. – Он подошел к нам, и я заметил в самом центре банки, которую он держал в руке, рваную дыру. – Я приду завтра в школу. Нужно кое с чем разобраться.
– С чем? – Я все глядел на банку в его руке.
Ник, прищурившись, посмотрел на озеро.
– Неважно, – ответил он. Замолчал. Потом спросил: – Ты когда-нибудь думал об этом, Дэвид?
– О чем?
– О них. О Крисе Саммерсе, Эбби Демпси, Джейкобе Кинни и двуличной сучке Джинни Бейкер? Когда-нибудь задавался вопросом, почему они себя так ведут? Как думаешь, если бы у нас было все то, что есть у них – машины, деньги, любящие мамочки и папочки, огромные дома, – мы бы были такими, как они? Или у них это что-то врожденное и они бы вели себя так вне зависимости от того, все ли у них есть или ничего? Я к тому, что… может, они просто… плохие люди? Ошибка природы?
– Никогда не думал об этом. – Мне опять стало как-то не по себе. Когда, интересно, Ник стал человеком, с которым чувствуешь себя так неуютно?
Ник смял банку и бросил на камни у наших ног.
– Да. Наверное, ты мыслишь не так, как мы. Ты – хороший парень.
– Мы узнаем, – заговорил Джереми. – Узнаем, насколько они ущербные людишки. Да, Пи-Ви?
– Оставь его, – повторил Ник.
– Что? – изобразил саму невинность Джереми. – Пи-Ви знает, что я просто языком мелю. Знаешь что, Пи-Ви? Приезжай после к моему двоюродному брату в Уорсо. Мы собираемся порыбачить. Ты любишь рыбалку?
– После чего? – уточнил я, не уверенный в том, хочу ли услышать ответ.
– Не обращай на него внимания, он обкуренный, – сказал Ник. – Нужно отвезти его домой, а то несет разный бред. Ты тоже уезжай.
