Я поторопилась на улицу, к ожидающей меня в машине маме.
– Получила нужное для проекта? – спросила она, внимательно разглядывая мое лицо.
– В общем-то да. Думаю, я получила как раз то, что нужно.
42
Я не знала, поздно ли уже возвращаться в ученический совет или нет, но решила: попытка – не пытка. До конца учебного года осталась всего пара недель, и мне хотелось поделиться с Джессикой задумкой, связанной с памятным проектом.
Я нерешительно вошла в кабинет, морально приготовившись встретиться со всеми членами совета, но в комнате, склонившись над кипой бумаг, сидела одна Джессика.
– Привет, – поздоровалась я от двери.
Она подняла глаза.
– Где все? Я думала, у вас собрание идет.
– О, привет, – отозвалась Джессика. – Собрание отменили. Стоун заболела. А я готовлюсь к экзамену по математике. – Она потерла локти и посмотрела на меня с прищуром. – Хотела прийти на собрание? Я думала, ты бросила заниматься проектом.
– У меня есть идея для выступления на церемонии.
Я пересекла кабинет и села за стол рядом с Джессикой. Вытащила лист с набросанным в общих чертах планом, над которым корпела всю ночь, и протянула ей. Она взяла его и начала читать.
– Да. – На ее губах медленно расплывалась улыбка. – Да. Это очень хорошо. Это здорово, Вал! – Она искоса глянула на меня. – Тебя не подбросить?
– Подбрось, – улыбнулась я.
Нашей первой остановкой был дом мистера Клайна. Маленький, уютный коричневый домик с заброшенными клумбами и сидящим на крыльце тощим рыжим котом.
Джессика заехала на подъездную дорожку и заглушила двигатель.
– Готова? – спросила она.
Я кивнула.
К этому невозможно быть готовой, но сделать это необходимо.
«Разгляди то, что есть на самом деле, – напомнила я себе. – Разгляди действительность».
Мы вышли из машины и поднялись по ступенькам. Кот, жалобно мяукнув, шмыгнул в кусты. Я позвонила в дверь.
В доме зашлась лаем маленькая собачонка, кто-то тщетно пытался ее утихомирить. Наконец дверь приоткрылась и из-за нее выглянула блеклая женщина с растрепанными волосами, в огроменных очках. Узкоглазый малыш рядом с ней посасывал леденец.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила она.
– Здравствуйте, – нервно поздоровалась я. – Миссис Клайн? Я – Вал…
– Я знаю кто ты, – бесцветным тоном прервала она. – Что вам нужно?
В ее голосе звучал лед, и с меня сразу слетела напускная храбрость. Джессика бросила на меня взгляд и, должно быть, увидев на моем лице испуг, вышла вперед.
– Простите за беспокойство, – извинилась она. – Не могли бы вы уделить нам несколько минут? Мы работаем над проектом, который касается и вашего мужа.
– Над памятным проектом, – не подумав, добавила я. Лицо тут же вспыхнуло. Мне стало жутко стыдно. Зачем я упомянула о том, что ее муж мертв? Чтобы эта стойкая женщина с малышом еще острее почувствовала свое одиночество?
Она долгое мгновение молча смотрела на нас. Видимо, взвешивала все «за» и «против». А может, боялась, что я принесла пистолет и пристрелю ее, оставив ее детей сиротами.
– Хорошо, – согласилась она. Отворила дверь пошире и отступила в сторону, пропуская меня с Джессикой в дом. – Но у меня есть только несколько минут.
– Спасибо, – выдохнула Джессика.
И мы прошли в маленькую загроможденную гостиную.
Сорок минут спустя мы были в доме Эбби Демпси. Джессике это посещение далось нелегко, так как Эбби была ее подругой и Джессика не видела ее родителей с похорон. А уже через час мы разговаривали со старшей сестрой Макса Хилла Ханной, расположившись на садовых стульях в их семейном гараже.
В опустившихся сумерках мы сидели в больничной палате Джинни Бейкер. Джинни плакала, перед ней лежала гора скомканных салфеток. У нее был плохой день. Она хотела домой. Но вчера вечером Джинни разбила карманное зеркальце и осколками пыталась перерезать запястья. Некоторое время ей придется провести в больнице, что ей категорически не нравилось. В приемной мы побеседовали с мамой Джинни.
К восьми часам вечера мы жутко проголодались, но нам осталось съездить в последнее место. Джессика остановилась на бензоколонке, и мы подкрепились сухими колбасками и чипсами. Я позвонила маме, сказала, что буду дома чуть позже, и чуть не разрыдалась от счастья, когда она ответила: без проблем, только будь осторожна. После стрельбы я ни разу не слышала от нее подобным слов.
– Может, это не такая уж и хорошая идея, – сказала я.
Мы сидели на стоянке бензоколонки. Меня слегка подташнивало от жирной еды.
– Шутишь? – Джессика закинула в рот сырный чипс. – Идея обалденная! И мы почти закончили. Не сомневайся в себе.
– Я вот думаю… может, мы принесем этим больше боли, чем помощи? Может…
– Ты просто боишься ехать домой к Кристи Брутер. Я не виню тебя в этом, Вал. Но мы все равно к ней поедем.
– Но именно из-за нее все случилось. Мой плеер…
– Это не из-за нее все случилось. Все случилось из-за Ника. Или судьбы. Или еще бог знает чего. Неважно. Мы к ней едем.
– Я не уверена.
Джессика смяла пустой пакет из-под чипсов в ком и бросила его на заднее сиденье. Повернула ключ зажигания, и двигатель ожил.
– Я уверена. Мы едем, – заявила она и вырулила со стоянки, не оставив мне выбора.
Мы ехали к Кристи Брутер.
– Болит только иногда, – сказала Кристи.
Она сидела на диване между родителями и на меня вообще не смотрела. Не мне ее винить. Я сама с трудом заставляла себя смотреть на нее.
– Да и не то чтобы болит. Просто возникает странное ощущение в теле. Самое обидное, что я больше не смогу играть в софтбол. И поэтому стипендия, которую мне предложили, аннулирована. К тому же меня раньше тренировал папа, а теперь…
– А теперь он рад, что тренировал свою дочь все эти годы, – прервал Кристи отец, накрыв ее колено ладонью. – И счастлив, что она жива и может пойти учиться в университет.
Мама Кристи издала тихий звук, нечто похожее на «аминь», и коснулась пальцем уголка глаза. Миссис Брутер была немногословна. Она сидела молча возле Кристи, время от времени похлопывая дочь по колену и согласно кивая ее словам. На ее губах подрагивала не очень убедительная улыбка. Когда отец Кристи сказал, что молится только об одном – чтобы у его дочери была долгая и счастливая жизнь и совершенно не важно при этом, будет она играть в софтбол или нет, – миссис Брутер снова кивнула.
– Ты… – вырвалось у меня, после чего я замешкалась. Хотелось спросить: «Ты винишь меня? Теперь ты еще сильнее меня ненавидишь? Ты жалеешь, что Ник меня не убил? Я снюсь тебе в кошмарах?». Я сглотнула.
