Он выключил напольную лампу, и гостиная погрузилась во тьму.
Я вытянулась на диване и до рези в глазах таращилась в потолок. Боялась тех образов, которые могут прийти при закрытых веках. Многие из них были слишком пугающими. Кто знает, какие из них подкинет мозг. Одно я знала точно: я устала бояться. Но любой путь, какой бы я ни выбрала сейчас для себя, пугал до чертиков.
Стало ясно еще кое-что. Папа никогда не изменит своего мнения обо мне. На переубеждение не стоит тратить силы и время. Он уже все решил.
Ранним утром папа отвез меня домой. По дороге мы не произнесли ни слова. Когда он припарковался у дома, казалось, тот еще спит под серым, не посветлевшим небом.
– Скажи Фрэнки, что я заберу вас в субботу утром, – заговорил папа. – Сходим в кафе или в кино.
– Скажу, – кивнула я. – Но сама, наверное, останусь дома.
Папа помолчал, рассматривая мое лицо. Потом коротко кивнул.
– Я не удивлен.
33
Вернувшись домой, я дотащилась до своей комнаты, плюхнулась в подушку лицом и отрубилась. Позже за мной зашла мама – пора было ехать на сеанс терапии. Я отмахнулась, пообещав вечером позвонить доктору Хилеру. Сказала, что мы с Джессикой поздно легли спать и я не выспалась.
Однако после ухода мамы сон не шел. Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Полежав так какое-то время, поднялась и попросила маму отвезти меня к Би.
– Божечки, – воскликнула Би, взглянув на меня, когда я часом позже вошла в ее студию. – Ну и дела.
Больше она ничего не сказала, но, возобновив работу над каким-то украшением, жалостливо покачивала головой и цокала языком.
Би я тоже ничего не рассказала. Хотела, чтобы меня никто не трогал. Хотела просто рисовать и позабыть обо всем на свете.
Я достала с полки черный холст и прикрепила его к мольберту. А потом так долго смотрела на него, что, казалось, вот-вот вернется мама и найдет меня сидящей перед пустым холстом, во тьме которого мне одной видны тысячи картин.
Наконец я взяла кисть и застыла с ней над палитрой. Какой выбрать цвет?
– А ты знала, – проворковала Би, выудив ногтями из коробочки блестящую зеленую бусину и вплетая ее в браслет, – что некоторые ошибочно думают, будто кисти могут лишь красить? Удивительно, какими ограниченными бывают люди.
Я уставилась на свою кисть. И руки вдруг начали действовать самостоятельно, будто не раз уже проделывали подобное. Пальцы перевернули кисть и сжались вокруг щетины в кулак. Я поднесла ручку кисти к холсту и сначала надавила на нее слегка, затем – сильно. Кисть проткнула холст с легким треском, образовав дырку посередине. Я вытащила ее, поглядела на получившееся отверстие и сделала еще одно почти рядом с первым.
Сказать, что я создавала что-то сознательно, было бы неправдой. В голове не пробегало ни единой мысли. Я лишь сознавала, что двигаются руки и что с каждым проколом холста меня охватывает непередаваемое облегчение. Не этого чувства я искала, но именно оно изливалось из меня на полотно.
Получилось десять проколов. Я закрасила их красным и окружила чернотой, сбрызнутой каплями воды – они создали ощущение потеков от слез.
Я откинулась на спинку стула и взглянула на свою работу. Жутковатую, темную и хаотичную. Как лицо монстра. Или это мое собственное лицо? Сложно сказать. Это образ зла или меня самой?
– И того и другого, – отозвалась Би, словно я задала вопрос вслух. – Но так не должно быть. Боже мой, нет.
И все же в это мгновение я поняла, что нужно делать. Трой в чем-то был прав. Мне нет места ни возле Джессики, ни возле Меган, ни возле Джоша. Мне нет места в ученическом совете. Нет места рядом со Стейси и Дьюсом. Рядом с моими родителями, которые слишком много страдали. Рядом с Фрэнки, который с легкостью сходится с людьми.
Кого я обманываю? Мне и рядом с Ником не было места. Я предала его, внушила ему, что мы верим в одно и то же, что я буду на его стороне несмотря ни на что, даже если он кого-то убьет.
Би ошибается. Я на самом деле и монстр, и печальная девушка. Этих двоих теперь не разделить.
Кисть выпала у меня из руки. Стукнув об пол, забрызгала мои штанины краской.
Я сделала вид, что не слышу Би, кричавшую мне в спину слова ободрения и утешения.
34
– Ты не можешь сейчас все бросить, – заявила Джессика, недовольно сдвинув брови. На ее лбу образовалась морщинка. – У нас осталась всего пара месяцев на завершение проекта. Нам нужна твоя помощь. Ты согласилась участвовать в проекте.
– А теперь выхожу из него. – Я хлопнула дверцей шкафчика и направилась к стеклянным дверям.
– Да в чем твоя проблема-то? – зашипела Джессика, догнав меня.
На миг я почти увидела, как в ней промелькнула прежняя Джессика, почти услышала эхо ее голоса: «На что уставилась, Сестра смерти?». Мне даже стало легче.
– В этой школе! – процедила я сквозь зубы. – В твоих дурацких друзьях. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу закончить школу и убраться отсюда. Ты этого не понимаешь? Почему ты постоянно пытаешься сделать меня кем-то, кем я не являюсь? – Я не сбавила шага.
– Господи, когда уже ты наконец перестанешь петь свою любимую песню «я не одна из вас», Валери?! Сколько раз тебе повторять, что это не так? Я думала, мы с тобой подруги!
Я резко остановилась и развернулась к ней лицом. Это было ошибкой. Увидев на лице Джессики обиду, я сразу почувствовала себя виноватой. Но мне нужно было во что бы то ни стало избавиться от нее. От ученического совета. От Меган. От Алекса Голда, который так страстно желал отделаться от меня, что попросил Джоша понянчиться со мной, а Троя – припугнуть меня на вечеринке. Мне нужно было наконец избавиться от неуверенности, сомнений и боли.
Я могла бы рассказать Джессике правду о произошедшем на вечеринке. Она настолько сильна духом, что убедила Меган меня принять. Такая как она, наверное, запросто вломится в дом к Трою и голыми руками арестует его. Мне представилось, как Джессика заставляет каждого в школе принять меня, хотят они того или нет. Достало быть благотворительным проектом «Гарвина» и всегда находиться в центре внимания. Я больше не выдержу.
– Ты ошибалась. Мы не подруги. Я шла тебе навстречу только потому, что винила себя за Список. Твои друзья не хотят видеть меня рядом с собой. И я более не хочу быть рядом с ними. Ник не выносил вашу маленькую компанию. Как и я.
Ее лицо покраснело.
– Если ты еще не заметила, Валери, Ник мертв. Поэтому больше не имеет значения, что он думал. Да и никогда не имело, кроме тех нескольких минут в мае. Но я считала тебя другой. Лучше. Ты спасла мне жизнь! Забыла?
Я сузила глаза в щелки, делая вид, что обладаю равной ей уверенностью.
– Ты так и не поняла? Я не собиралась тебя спасать. Я просто хотела остановить стрельбу. На твоем месте мог быть абсолютно любой.
