Он несколько минут стоял возле двери, глядя на меня.
– Мы поговорим завтра, – закончил он.
Слепо уставившись на свои колени, я пыталась переварить сказанные им слова. Блокнот? Имейл переписка? Я не совсем понимала, к чему он клонил, но было ясно, что к чему-то плохому. Я мысленно перебирала в голове записи в блокноте и наши с Ником вечерние сообщения. Самые ужасные из них. Мне они не сулили ничего хорошего. Я так заледенела внутри, что не ощущала своего тела.
8
– Расскажи-ка мне о своем прозвище – Сестра смерти, – сказал детектив Панзелла, войдя в мою палату на следующее утро.
Сегодня никаких тебе «Как твоя нога? Надеюсь, что лучше». Сразу к делу: «Расскажи-ка мне о своем прозвище».
– А что о нем рассказывать? Просто дебильное прозвище, – ответила я, нажав кнопку для поднятия кровати, чтобы принять сидячее положение.
Утром я снова просматривала оставленные детективом распечатки, и настроение после этого было хуже некуда. Мы столько раз говорили с Ником об одном и том же. Почему я ничего не замечала? Почему не поняла, что Ник не шутит?
Панзелла перелистнул несколько страниц в своем блокноте и кивнул.
– Откуда оно взялось?
– Вы о том, почему меня начали так обзывать? Потому что я носила черные джинсы и красила волосы в черный. Потому что им не нравился мой макияж. Сама не знаю почему еще. Спросите об этом тех, кто меня так дразнил. Я не напрашивалась на обзывания.
Да, не напрашивалась. Что бы там ни говорили обо мне по телевизору. Как твердила все эти годы мама, Кристи Брутер была для меня «тем самым человеком». Тем самым человеком, который травил слабых и беззащитных. Тем самым человеком, у которого было достаточно прихвостней, чтобы придуманное им прозвище подхватили все. Тем самым человеком, который при желании мог испортить мне жизнь. Кристи обожала раздавать людям прозвища. Как и Джессика Кэмпбелл, как и Меган Норрис. А Крис Саммерс не упускал случая задеть Ника. Почему меня начали так обзывать? Откуда мне знать.
– То есть не потому, что ты планировала со своим парнем всех их убить?
– Нет! Я же сказала вам. Я ничего подобного не планировала. И даже предположить не могла, что такое планирует Ник. Это просто было дурацкое прозвище. Не я его придумала. Ненавижу его.
Детектив перевернул еще одну страницу.
– И это дурацкое прозвище придумала Кристи Брутер.
Я кивнула.
– Та девушка, в которую Ник предположительно сделал первый выстрел. Та самая, которую плохо видно на видео с камеры. Там видно лишь, как вы с Ником подошли к ней, после чего Кристи упала на пол и все бросились врассыпную.
– Я не стреляла в нее, если вы об этом. Не стреляла.
Он опустился на стул и наклонился ко мне.
– Что нам думать, Валери? Расскажи, как все было на самом деле. Мы знаем лишь то, что видим. А видим мы, как ты указываешь своему бойфренду на Кристи Брутер. И это подтверждают, как минимум, трое учеников.
Я кивнула и потерла лоб пальцами. Меня клонило в сон, и пора было менять повязку на ноге.
– Расскажешь, зачем показывала на нее?
– Я хотела, чтобы Ник вступился за меня, – почти шепотом ответила я. – Она сломала мой плеер.
Детектив встал, подошел к окну и закрыл жалюзи. Я моргнула. Палата, не залитая больше солнцем, стала темной и мрачной. Казалось, мама сюда никогда не вернется и я останусь навечно прикованной к больничной постели, вынужденная выслушивать вопросы копа и корчиться от боли в медленно гниющей ноге.
Панзелла подвинул ко мне стул, стоявший по другую сторону кровати, уселся на него и почесал подбородок.
– Итак, – произнес он. – Ты вошла в кафетерий и указала своему парню на Кристи. Секунду спустя он проделал в ее животе здоровенную дыру. Что мы упускаем, Валери?
По моей щеке покатилась слеза.
– Не знаю. Я не знаю, что случилось, клянусь. В одну минуту мы заходим в столовую, как в любой другой день, а в следующую – все с криками разбегаются.
Детектив скривил губы, закрыл блокнот и откинулся на спинку стула. Он заскользил взглядом по потолку, словно читая невидимую надпись.
– Свидетели утверждают, что сразу после выстрела ты опустилась на колени перед Кристи, затем встала и убежала. Им показалось, ты хотела убедиться, что она ранена. После чего ты ушла, оставив ее умирать. Это так?
Я крепко зажмурилась, пытаясь отогнать от себя воспоминание об истекающей кровью Кристи Брутер и мох прижатых к ее ране ладонях. Пытаясь не ощутить той паники, от которой перехватывало тогда горло. Пытаясь не слышать запаха пороха и криков. По щекам заструились слезы.
– Нет, это не так.
– Хочешь сказать, что не убегала? Мы все видели твое бегство на видеозаписи.
– Нет. То есть да, я убежала. Но не для того, чтобы бросить ее умирать. Клянусь. Я убежала, чтобы найти Ника. Я должна была его остановить.
Детектив кивнул и снова перелистал страницы в блокноте.
– А что ты сказала своей подруге Стейси Бринкс, когда вышла в тот день из автобуса?
Нога пульсировала от боли, как и голова. Горло пересохло от долгого разговора. И мне становилось страшно. По-настоящему страшно. Я не помнила, что сказала Стейси. Я вообще мало что помнила, а в той толике, которую помнила, начала уже сомневаться.
– Хм… Так ты говорила что-нибудь Стейси, выйдя из автобуса?
Я покачала головой.
– По словам Стейси, ты сказала что-то вроде:
«Я хочу убить ее. Она еще об этом пожалеет». Ты говорила это?
В палату зашла медсестра:
– Простите, детектив, но перед концом своей смены я должна сменить ей повязку.
– Конечно. – Панзелла поднялся и прошел к двери, огибая медицинские аппараты и провода. – Поговорим позже, – бросил он мне.
Я надеялась, что «позже» никогда не случится. Что между «сейчас» и «позже» произойдет чудо и детективу не понадобятся больше мои ответы.
9
Я сидела в кресле-каталке, впервые со дня расстрела одетая в футболку и джинсы. Мама принесла мне их из дома – задрипанные и давно уже вышедшие из моды, оставшиеся класса этак с девятого. Но было приятно облачиться в нормальную одежду, даже несмотря на то, что при каждом движении джинсовая ткань задевала рану и я со стоном стискивала зубы. Сидеть прямо тоже было приятно. В какой-то степени. Кроме как сидеть и смотреть телевизор делать было нечего.
Днем, когда рядом крутились мама, детектив Панзелла и медсестры, я включала Food Network или любой другой канал, не освещавший произошедшее в школе убийстве. Но вечерами болезненное любопытство брало верх и я включала новости. Я смотрела их с бешено колотящимся сердцем, по крупицам выясняя, кто выжил, кто погиб и что происходит в школе.
