– Классные кеды, – похвалил Ник.
– Спасибо. Ненавижу алгебру, – ответила я.
– Я тоже, – согласился он.
Позже, когда миссис Парр раздавала распечатки, он прошептал:
– Эй, ты ведь дружишь со Стейси?
Я кивнула и передала стопку листов ботанику позади себя.
– Ты ее знаешь?
– Мы ездим на одном автобусе, – ответил он. – Она вроде прикольная.
– Ага. Мы с ней с садика дружим.
– Клево.
Миссис Парр велела нам заткнуться.
Мы с Ником стали общаться каждый день, до урока и после. Потом я познакомила его со Стейси, Дьюсом и нашей компанией. Ник сразу же вписался в нее. Особенно он сошелся с Дьюсом. Однако лучше всего нам было вдвоем.
Вскоре мы начали встречаться у его шкафчика и приходить и уходить с алгебры вместе. Также иногда сидели по утрам на трибунах со Стейси, Дьюсом и Мейсоном.
Однажды у меня выдался особенно дерьмовый день, вызвавший дикое желание отомстить всем, кто его испортил. Мне пришло в голову записать имена этих людей в блокнот, сделав его своего рода бумажной куклой вуду, составить письменное доказательство того, что мои обидчики козлы, а я – их жертва.
Поэтому я открыла свой верный красный блокнот, пронумеровала каждую строчку на странице и начала перечислять все самое ненавистное: имена знакомых мне людей, знаменитостей, концепции, понятия и многое другое.
К концу третьего урока я заполнила полстраницы чем-то вроде «Кристи Брутер», «Алгебра: как можно сочетать буквы и цифры?!!» и «Лак для волос». На этом я еще не остыла, поэтому притащила блокнот на алгебру и усердно корпела над ним на перемене, когда в класс зашел Ник.
– Привет, – сказал он, плюхнувшись на стул. – Не видел тебя у шкафчиков.
– Меня там не было, – ответила я, не поднимая глаз и записывая в блокнот: «Дурацкие проблемы родителей». Этот пункт был крайне важным. Я записала его четырежды.
– Ясно. – С минуту он молчал, но я чувствовала, что он заглядывает мне через плечо. – Что это? – спросил он наконец со смехом в голосе.
– Мой Список ненависти, – ответила я, не задумываясь.
После урока, когда мы вышли из класса, Ник небрежно бросил:
– Мне кажется, тебе стоит добавить к Списку сегодняшнюю домашку. Задали хрень.
Я оглянулась на него. Он улыбался.
На душе сразу похорошело. Ник понял меня. Я не одна.
– Ты прав, – улыбнулась я. – На следующей перемене добавлю.
Так мы и начали вести наш печально известный Список ненависти. В шутку. Чтобы излить на бумаге злость, негодование и расстройство. Но это привело к тому, что мне и в страшном сне не могло присниться.
Каждый день мы вытаскивали на алгебре наш блокнот и записывали в него имена всех ненавистных нам старшеклассников и учителей. Сидя рядышком на задней парте, мы перемывали косточки Кристи Брутер и миссис Харфельц. Всем тем, кто раздражал нас и действовал нам на нервы, кто издевался над нами и другими ребятами.
Какое-то время мы тешили себя мыслью, что потом опубликуем этот Список, чтобы мир увидел, какими ужасными могут быть люди. Чтобы последнее слово осталось за нами, а не за чирлидершами, зовущими меня Сестрой смерти, и не за качками, раздающими Нику тумаки в коридорах, когда никто этого не видит, – не за «идеальными детишками», которые ничем не лучше «хулиганов». Мы говорили с Ником о том, насколько бы мир был лучше, если бы велись подобные списки и люди отвечали за свои поступки.
Список был моей идеей. Моим детищем. Я начала его и я его продолжала. С него завязалась наша дружба, он и скрепил ее. Он скрашивал наше одиночество.
Влюбилась я в Ника, впервые побывав у него дома.
Кухня, в которую мы зашли, была запущенной и грязной. В отдалении слышался звук работающего телевизора и временами перекрывающий его кашель курильщика. Ник открыл дверь рядом с кухней и жестом показал следовать за ним. Мы спустились по деревянным ступеням в подвал. Там прямо на цементном полу лежал не заправленный матрас, а рядом с ним – маленький рыжий коврик. Ник сбросил рюкзак на матрас и плюхнулся на него сам.
– Долгий день, – тяжко вздохнул он, потирая глаза. – Когда уж наконец лето наступит.
Я медленно крутанулась на месте, осматриваясь. В одном углу стояли стиральная машина и сушилка с наброшенными поверх рубашками. В другом – мышеловка. У стены одна поверх другой были сложены коробки для переезда. К ним приткнулся невысокий комод с торчавшей из приоткрытых ящиков одеждой, заваленный разным барахлом.
– Это твоя комната? – поразилась я.
– Ага. Хочешь телек посмотреть или сыграть в плейстейшен?
Ник перевернулся на живот и включил маленький телевизор, стоявший на коробке рядом с кроватью.
– Давай сыграем.
Я села на матрас рядом с ним и заметила между кроватью и стеной переполненную книгами пластиковую корзину. Подползла к ней на коленях и взяла одну книгу.
– «Отелло», – прочитала я название. – Шекспир?
Ник настороженно взглянул на меня, но ничего не сказал.
Я взяла другой том.
– «Макбет». – Потом еще два. – «Сонеты Шекспира». «В поисках Шекспира». Что это?
– Ничего. Держи. – Ник бросил мне джойстик.
Я проигнорировала его, продолжая копаться в корзине. «Сон в летнюю ночь». «Ромео и Джульетта». «Гамлет, принц датский». Тут был один Шекспир.
– Моя любимая, – тихо признался Ник, показав рукой на «Гамлета».
Я рассмотрела обложку, потом открыла книгу наугад и вслух зачитала:
«О, злое дело!
Так было бы и с нами, будь мы там;
Его свобода пагубна для всех,
Для вас самих, для нас и для любого»
[7].
– «Кто будет отвечать за грех кровавый?» – процитировал Ник прежде, чем я успела прочитать следующую строку.
Я прислонилась спиной к стене и посмотрела на него поверх книги.
– Ты читаешь такое?
– Ну да. В этом нет ничего особенного, – пожал он плечами.
– Шутишь? Это же здорово! Ты помнишь ее наизусть, а я даже не поняла, о чем речь.
– Чтобы понять, о чем речь, нужно знать, что там происходит.
– Так расскажи мне, – попросила я.
Ник неуверенно взглянул на меня, глубоко вздохнул и несмело начал говорить. Однако чем дольше он рассказывал мне о Гамлете, Клавдии, Офелии, убийстве и предательстве, тем оживленнее и воодушевленнее становился. Он поведал мне о пагубной нерешительности Гамлета. О том, как Гамлет жестоко предал любимую. И пока он рассказывал мне историю, цитируя отрывки религиозных рассуждений Гамлета так, словно сам писал эту книгу, я поняла, что влюбляюсь в него. Влюбляюсь в парня с наплевательским отношением ко всем, робко улыбающегося, плохо одетого и цитирующего Шекспира.
