Я вытащила телефон и написала Дейзи: Прости, что я была такой ужасной подругой. Никак не перестану об этом думать.
Она ответила сразу же: Все нормально. Как ты?
Я: Мне не все равно, как ты живешь, и я очень жалею, что не показывала это тебе.
Дейзи: Холмси, успокойся, все в порядке, это я жалею, что мы поссорились, мы помиримся, и все будет хорошо.
Я: Просто мне правда очень жаль. Мысли путаются.
Дейзи: Хватит извиняться. Ты там под кайфом от обезболивающих?
Я не ответила, но все продолжала думать о Дейзи, Айале, а главное – о микробах внутри и вокруг меня. Я знала, что я эгоистка уже потому, что делаю из этого большую проблему, приравниваю реальные случаи, когда пациенты заражались клостридиями, к своим выдумкам. Стыдно! Я надавила ногтем на болячку, чтобы убедиться, что существую на самом деле, но от себя не убежишь. Я не могу целоваться, водить машину, жить в настоящем, осязаемом мире вместе с другими людьми. Как я посмела даже мечтать, что поеду учиться в далекий дорогой колледж? Буду жить в одной комнате с посторонними, пользоваться общей ванной, ходить в столовую? Там нет уединенных местечек, где можно сходить с ума. Нет, учиться я буду здесь, если вообще сумею вправить себе мозги, чтобы посещать занятия. Проведу всю жизнь дома, с мамой. Я никогда не стану полноценным взрослым человеком. И совершенно ясно, что карьеры мне не сделать. На собеседовании спросят: Расскажите о самом большом своем недостатке? И я объясню: вероятно, добрую часть рабочего дня я буду сражаться с навязчивыми мыслями, ведь я одержима безымянным и бесформенным демоном, так что, если это для вас неприемлемо, наверное, лучше меня не нанимать.
Мысли – просто другой вид бактерий, населяющих тебя. Я вспомнила про кишечно-мозговую информационную ось. А может, тебя уже нет. И тюрьмой управляют заключенные. Не человек, а рой. Не пчела – целый улей.
Мама дышала мне в лицо, и я больше не могла терпеть. Ладони вспотели. Я чувствовала, как ускользает от меня мое «Я». Ты же знаешь, что нужно делать.
– Мам, а нельзя отвернуться? – прошептала я, но ответом был только выдох.
Тебе нужно встать.
Я решила написать Дейзи и взяла телефон, но теперь буквы расплывались перед глазами, и меня охватила настоящая паника. Вижу на стене у двери коробочку с дезинфицирующим средством для рук. Единственное спасение глупость если бы оно действовало алкоголики были бы самыми здоровыми в мире ты просто очистишь руки и рот пожалуйста черт возьми думай о чем-то еще встань Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ НЕ МОГУ В ТЕБЕ ЖИТЬ ты и есть – я неправда тебе нужно успокоиться и ты знаешь как поступить меня просто вырвет ты очистишься и тревога пройдет она никогда не проходит встань даже не человек а просто цепочка абсурдных мыслей тебе нужно встать врач сказал оставаться в постели мне совсем не нужна операция ты встанешь и повезешь за собой стойку с капельницей дай мне отсюда выбраться вези стойку к двери пожалуйста выдавишь средство на руки хорошенько их протрешь а потом положишь пену в рот и почистишь свои грязные зубы и десны. Но там же чистый спирт и моей поврежденной печени придется его перерабатывать ТЫ ХОЧЕШЬ ПОГИБНУТЬ ИЗ-ЗА КЛОСТРИДИЙ нет не хочу но это безумие ТОГДА ВЕЗИ ГРЕБАНУЮ СТОЙКУ К ТОЙ КОРОБКЕ НА ГРЕБАНОЙ СТЕНЕ ИДИОТКА. Пожалуйста, отпусти. Я на все согласна. Я встану. Это тело – твое. Мне оно больше не нужно. Ты встанешь. Не встану. Я – это мой выбор, а не мои желания. Ты встанешь. Умоляю. Иди к коробке со средством. Мыслю, значит, не существую. Пот у тебя уже началось как больно у тебя уже заражение прекрати Боже прекрати тебе никогда от этого не избавиться тебе никогда от этого не избавиться тебе себя не вернуть тебе себя не вернуть ты из-за этого погибнешь ты из-за этого погибнешь а так и будет так и будет будет будет будет будет.
Я с трудом поднялась на ноги. Пронзила боль. Показалось, что я сейчас потеряю сознание. Я вцепилась в стойку капельницы, сделала несколько шаркающих шажков. Мама пошевелилась. Мне было все равно. Я выдавила пену, стала втирать ее в руки. Выдавила еще, закинула целую пригоршню в рот.
– Аза, ты что делаешь?
Я страшно смутилась, но все-таки продолжала, потому что так нужно.
– Аза, прекрати!
Я услышала, как мама встает, и поняла, что время на исходе, и наполнила пригоршни пеной в третий раз и, давясь, затолкала ее в рот. Я содрогнулась от рвотного спазма, и меня вырвало, ребра вспыхнули ослепительной болью. Мама схватила меня за локоть. Моя голубая сорочка вся перемазалась желчью.
За спиной из динамика раздался голос:
– Говорит сестра Уоллас.
– Мою дочь тошнит. По-моему, она съела дезинфицирующую пену для рук.
Мне стало ясно, насколько я омерзительна. Теперь я знала наверняка. Я не одержима демоном. Я – и есть демон.
Глава 20
На следующее утро ты просыпаешься в больнице – лежишь на койке, глядя в потолок. Осторожно и боязливо проверяешь свое сознание. Ты хочешь понять, кончилось или нет?
– Больничная еда не очень. Я сама приготовила тебе завтрак, – говорит мама. – Овсяные колечки.
Ты смотришь вниз, на свое тело, практически бесформенное под одеялом, выбеленным хлоркой.
Ты поправляешь:
– Овсяные колечки не готовят.
Мама смеется. На столе видишь большой букет – просто огромный, напоказ, и вдобавок еще – в хрустальной вазе.
– От Дэвиса, – говорит мама.
Еще ближе, прямо над твоим бесформенным телом, на подставке стоит еда. Ты сглатываешь. Смотришь на колечки в молоке. У тебя все болит. И вдруг приходит мысль: кто знает, что ты вдохнула, пока спала.
Все продолжается.
Ты лежишь, даже не рассуждая по-настоящему, только пробуешь описать свою боль, будто бы правильные слова помогут от нее избавиться. Если ты сможешь сделать что-то настоящим, увидеть его, понюхать, потрогать, тогда ты сможешь это убить.
Ты думаешь, это – как огонь в голове. Грызун, который точит изнутри. Нож в животе. Спираль. Водоворот. Черная дыра.
Слова, которыми ты называешь отчаяние, страх, тревога, навязчивое состояние – не отражают смысла. Возможно, мы придумали метафору из-за боли. Нужно было дать какую-то форму смутному, сидящему глубоко внутри страданию, которое ускользает от разума и чувств.
Ненадолго кажется, что тебе стало лучше. Только что у тебя был маленький поезд связных мыслей, с локомотивом и последним вагоном, все как полагается. Твоих мыслей. Их думала именно ты. А затем тебя тошнит, под ребрами сжимается кулак, пылающий лоб покрывается холодным потом ты уже заразилась они внутри размножаются вытесняют все ты погибнешь и они сожрут твое тело прогрызая себе путь наружу. И тогда ты тихонько, голосом, придушенным из-за невыразимого ужаса, лепечешь:
