Я наклонилась через подлокотник, быстро чмокнула его в губы, и мне понравилось их тепло. Еще! Я коснулась его щеки и начала целовать по-настоящему. Дэвис приоткрыл рот. Я просто хотела вести себя с ним, как любая нормальная девушка. Чувствовать туманящую разум близость – такую же, как в моменты, когда мы общались эсэмэсками. Я любила его целовать, и целовался он отлично.
Но потом пришли мысли. Я ощутила, как слюна Дэвиса оживает у меня во рту. Отодвинулась как можно спокойнее.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да. В полном. Просто мне нужно…
Я старалась придумать, что ответил бы нормальный человек. Может, если я скажу и сделаю то, что говорят и делают обычные люди, Дэвис поверит, что я тоже нормальная. А может, я даже стану нормальной.
– Не будем спешить? – предположил он.
– Да, – согласилась я. – Именно.
– Хорошо. – Он кивнул на экран. – Я ждал этой сцены. Тебе понравится. Она просто сумасшедшая.
У Эдны Сент-Винсент Миллей есть одно стихотворение, которое застряло у меня в голове с тех самых пор, как я прочитала его впервые. Вот эти строчки: «И с темнеющего холма в дверь мою подула зима. Три снежинки… Четыре… Пять… Больше! Больше!.. Не сосчитать»
[11]. Ты можешь сосчитать первые четыре снежинки и пятую. А потом язык тебя подводит, и нужно смириться и пережить метель.
Так было и со сжимающейся спиралью моих мыслей: я думала о бактериях Дэвиса во мне. О том, сколько из них могут оказаться болезнетворными. Думала о кишечных палочках, кампилобактериях и клостридиях, которые, возможно, есть в его микрофлоре.
Пришла четвертая мысль. А за ней – много-много других.
– Мне нужно в ванную, – сказала я. – Сейчас вернусь.
Я поднялась на первый этаж. Последние лучи уходящего солнца придали белым стенам розоватый оттенок. Ноа сидел на диване и играл в компьютерную игру.
– Аза?
Я поскорее зашла в ванную. Умылась, посмотрела в зеркало, наблюдая за своим дыханием. Смотрела долго, старалась понять, как остановиться, где кнопка, чтобы выключить внутренний монолог. Старалась.
А потом вытащила из кармана куртки тюбик с дезинфицирующей мазью и выдавила ее себе на язык. Покатала жгучую слизь во рту, преодолевая слабые рвотные спазмы, и проглотила.
– Смотрите «Юпитер»? – спросил Ноа, когда я вышла из ванной.
– Да.
– Классно. – Я повернулась и хотела уйти, но он позвал: – Аза? – Я подошла и села рядом. – Никто не хочет его искать.
– Твоего папу?
– Я не могу думать ни о чем другом. Я… просто… Считаешь, он и правда мог вот так исчезнуть и даже не послать нам эсэмэску? А вдруг он пытается, а мы просто не знаем, как их получить?
Мне было ужасно жаль этого мальчишку.
– Да, возможно. Или он ждет удобного случая.
– Точно. Да, скорее всего так и есть. – Я начала вставать, и тут он добавил: – Но разве нельзя послать нам письмо по электронке? Его не смогут отследить, если зайти с общественного Wi-Fi. И разве не мог он купить другой телефон и написать нам с него?
– А что, если он боится?
Я старалась его утешить, но тут, кажется, ничем нельзя было помочь.
– Ты будешь его дальше искать?
– Да, – пообещала я. – Да, Ноа, конечно.
Он потянулся за игровым пультом, и я поняла, что пора возвращаться в кинотеатр.
Дэвис поставил фильм на паузу посреди космической битвы, и когда взглянул на меня, в стеклах его очков отразился яркий свет замороженного во времени взрыва. Я села рядом.
– Все в порядке? – спросил он.
– Извини.
– Я делаю что-то…
– Нет. Дело не в тебе. Просто… это просто… Я не могу сейчас тебе объяснить.
У меня кружилась голова, и я отворачивалась, чтобы Дэвис не почувствовал, что изо рта у меня пахнет мазью для рук.
– Хорошо, – сказал он. – Мне нравится, когда мы вместе. И нравится то, что мы делаем все не так, как другие.
– Ты серьезно?
– Да.
Я смотрела на замерший экран и ждала, когда Дэвис нажмет на кнопку.
– Я слышал, как ты разговаривала с Ноа.
Я чувствовала слюну Дэвиса у себя во рту, а действие мази постепенно заканчивалось. Если я до сих пор ее чувствую, возможно, она все еще там. Пожалуй, стоит проглотить еще мази. Какие же глупости! Миллиарды людей целуются, и ничего плохого не происходит. Ты сама знаешь: лучше съесть еще.
– Его бы показать кому-нибудь, – сказала я. – Психологу или типа того.
– Ему нужен отец.
Зачем ты вообще его целовала? О чем ты думала? У тебя была бы нормальная ночь, а ты выбрала вот это. Мы говорим о Ноа, не обо мне. Бактерии Дэвиса плавают в тебе. Они прямо сейчас у тебя на языке. Даже чистый спирт не сможет убить их все.
– Хочешь просто посмотреть фильм?
Я кивнула, и следующий час мы сидели рядом, не прикасаясь друг к другу. Спираль продолжала сжиматься.
Глава 15
Я легла в кровать, но заснуть не могла. Начинала писать сообщения Дэвису, стирала их, потом наконец отложила телефон и вытащила ноутбук. Захотелось узнать, что происходит у него в глобальной паутине – куда он ушел, когда закрыл свои странички в социальных сетях.
Ссылки в «Гугле» были сплошь об отце. «Генеральный директор “Пикет инжиниринг” не оставит своим детям ни цента» и так далее. «Инстаграм» Дэвиса, его «Фейсбук», «Твиттер» и блог не обновлялись, а поиск по двум никам – dallgoodman и davisnotdave02 привел на странички других людей.
Тогда я начала искать пользователей с похожими никами: dallgoodman02, davisnotdave, davisnotdavid, наугад вводила их в «Фейсбуке», в адреса блогов. Прошло больше часа, и вот, почти ровно в полночь, мне пришло в голову поискать строчку «Исчезли листья, и тебе пора исчезнуть».
Результатом была единственная ссылка – на блог isnotid02. Страницу создали два месяца назад. Как и в старом журнале Дэвиса, большинство записей начиналось цитатой, за которой следовало несколько загадочных строк. Но, кроме того, там имелся заголовок «Стихи». Я открыла дневник и листала вниз, пока не добралась до самого начала:
Все, что я узнал о жизни, можно выразить двумя словами: она продолжается.
Роберт Фрост
Уже вторую неделю длится этот хаос. Нельзя сказать, что моя жизнь стала именно хуже – просто меньше. Если долго смотришь вверх, начинаешь чувствовать свою неизмеримую крошечность. Разница между живым и неживым – еще куда ни шло. Но оттуда, откуда смотрят звезды, почти нет разницы между формами жизни, между мной и свежескошенной травой, на которой я сейчас лежу. И я, и она поразительны, и в известной человечеству вселенной мы больше всего близки к настоящему чуду.
