— В-третьих. Там наверняка будут большие шишки из разведслужб, между прочим, и из вашей тоже. Знаешь, что они скажут?
— Когда народ слегка выпьет, — сказал Леонард, — нет ничего лучше хорошего ламента.
— Именно что ламента. Они скажут, так-так, американская закуска, немецкие вина и шотландские развлечения. Разве Шотландия участвует в операции? У нас с ней что, особые отношения? Может, Шотландия вступила в НАТО?
— Была еще поющая собака, — промямлил Леонард, не поднимая головы, — Эта, правда, английская.
Гласс его не слышал.
— Леонард, ты провалил все дело, и надо исправить его сегодня утром, пока еще не поздно. Мы доставим на место это оборудование, а потом я отвезу тебя в казармы Шотландского полка в Шпандау. Ты переговоришь с сержантом, отменишь волынщика и заберешь обратно наши деньги. Ну как?
Их обгоняла колонна грузовиков, поэтому Гласс не заметил, что его пассажир хихикает.
Появились антенны на крыше склада. Гласс сбрасывал скорость.
— Этим ребятам придется показать, что у нас тут. Пусть смотрят, но что это такое, им знать не обязательно.
Приступ истерического смеха прошел.
— О боже, — сказал Леонард.
Они остановились. Гласс начал опускать стекло, часовой направился в их сторону. Его лицо было им незнакомо.
— Новичок, — сказал Гласс. — И приятель его тоже. Значит, дольше провозимся.
Лицо, появившееся в окне, было большим и розовым, глаза горели служебным рвением.
— Доброе утро, сэр.
— Доброе утро, солдат, — Гласс передал ему оба пропуска. Часовой выпрямился и с минуту изучал их. Гласс сказал, не понижая голоса: — Этих ребят учат бдительности. Им надо отслужить месяцев шесть, тогда они немного оттают.
Это была правда. Гови наверняка узнал бы их и махнул, чтобы проезжали.
Восемнадцатилетнее лицо снова возникло в окне. Пропуска были переданы обратно.
— Сэр, я должен проверить багажник и заглянуть в этот ящик.
Гласс вылез из машины и открыл капот. Он вытащил ящик на дорогу и опустился перед ним на колени. Со своего места Леонард видел, как он расстегивает лямки. Оставалось всего секунд десять. В конце концов, можно просто побежать отсюда по дороге. Вряд ли это ухудшит дело. Он выбрался из машины. Второй часовой, который выглядел еще моложе первого, подошел к Глассу сзади и тронул его за плечо.
— Сэр, мы хотели бы проверить это в караульном помещении.
Гласс разыгрывал немую сцену бурного спора с кем-то невидимым. Энтузиазм, с которым он пасовал перед правилами секретности, должен был служить примером. Одна из лямок была уже расстегнута. Не обращая на это внимания, он взвалил ящик себе на грудь и, пошатываясь, поволок его в будку на обочине дороги. Первый солдат, открывший Глассу дверцу машины, вежливо отступил в сторону, чтобы не мешать Леонарду вытаскивать другой ящик. Подняв его обеими руками, Леонард побрел за Глассом, а двое часовых отправились следом.
В караулке был деревянный столик с телефоном. Гласс убрал телефон на пол и, крякнув, водрузил ящик на стол. Вчетвером они еле умещались вокруг. Леонард достаточно хорошо знал Гласса и понимал, что все эти хлопоты и перетаскивания испортили ему настроение. Он отступил назад, шумно дыша носом и поглаживая бороду. Он принес ящик, остальное полагалось делать часовым. И они могли не сомневаться в том, что о любой их ошибке будет доложено по инстанции.
Свой ящик Леонард поставил у стола. Он намеревался подождать снаружи, чтобы не присутствовать при самой проверке. После того сна он не хотел больше ничего видеть. Вдобавок было весьма вероятно, что кого-нибудь из молодых солдат вырвет в тесном помещении. Если не всех троих. Однако он задержался на пороге. Трудно было туда не смотреть. Его жизнь вот-вот должна была измениться, но он не чувствовал ничего особенного. Он сделал все возможное и знал, что он не такой уж дурной человек. Первый часовой отставил винтовку и принялся расстегивать вторую лямку. Леонард наблюдал за этим словно издалека. Мир, который мало интересовался Отто Экдорфом, готов был взорваться негодованием после его смерти. Солдат поднял крышку, и все посмотрели на свертки внутри. Они были упакованы экономно, но все же мало походили на электронные приборы. Даже Гласс не мог скрыть любопытства. Запах клея и резины был густым, как табачный дым. Из ничего у Леонарда родилась мысль, и он приступил к действиям не размышляя. Он протиснулся к столу как раз в тот миг, когда часовой протянул руку, чтобы вынуть один из свертков.
Леонард взял юношу за запястье.
— Прежде чем этот осмотр будет продолжен, мне надо сказать несколько слов лично мистеру Глассу. Возможны серьезные осложнения, связанные с секретностью, и мне не потребуется больше минуты.
Солдат убрал руку и повернулся к Глассу. Леонард закрыл ящик.
— Ну как, согласны? — спросил Гласс. — Только минуту.
— Пожалуйста, — ответил один из часовых.
Вслед за Леонардом Гласс вышел из будки. Они остановились у красно-белого шлагбаума.
— Извини, Боб, — сказал Леонард, — я не знал, что они полезут внутрь.
— Они новенькие, только и всего. Напрасно ты вывозил отсюда оборудование.
Леонард оперся на шлагбаум. Терять ему было нечего.
— Я сделал это не без причины. Послушай. Боюсь, мне придется остановить эту проверку, чтобы избежать более серьезных нарушений. Я должен сказать тебе, что у меня допуск четвертой степени.
Гласс подобрался, точно по команде «смирно».
— Четвертой степени?
— Это связано с технической стороной дела, — сказал Леонард и полез за бумажником, — У меня четвертый допуск, а эти ребята собираются запустить лапы в то, что их абсолютно не касается. Я хочу, чтобы ты позвонил Макнами на Олимпийский стадион. Вот его карточка. Пусть он свяжется с дежурным офицером. Осмотр должен быть прекращен. Содержимое этих ящиков сверхсекретно. Скажи об этом Макнами, он поймет, о чем речь.
Гласс не стал задавать вопросы. Он повернулся и быстро пошел обратно в будку. Леонард слышал, как он велел часовым закрыть ящик и затянуть лямки. Кто-то из них, должно быть, попытался возразить, потому что Гласс прикрикнул: «А ну живо, солдат. Не воображай о себе слишком много!»
Пока Гласс говорил с Макнами, Леонард бродил по обочине. Весеннее утро обещало быть чудесным. В канаве у дороги росли желтые и белые цветы. Здесь не было растений, которые он мог бы определить. Через пять минут Гласс вышел из караульного помещения. Солдаты несли ящики за ним. Леонард с Глассом подождали, пока они вновь погрузят багаж в машину. Затем часовые подняли шлагбаум и, пропуская их автомобиль, вытянулись по стойке «смирно».
— Дежурный офицер чуть шкуру не спустил с этих бедолаг, — сказал Гласс. — А Макнами — с дежурного офицера. Видать, у тебя там секрет не из последних.
