Забудь о прошлом,
Отложи его в сторону,
Переверни страницу,
Избавь себя от суеты повседневности,
Стань младенцем, рожденным теперь.
Никогда не забывай о настоящем моменте,
о молодости, с ее мудростью и беспечностью,
о сегодняшнем дне, что тянется в вечность.
Признаться, заключение, к которому я пришел, оказалось неприятным: ведь и Ницше, и Мирабо не сказали ничего нового. То, о чем они писали, было описано за много столетий до них исламскими мистиками. Да и я сам не внес ровным счетом никакого вклада в интеллектуальную жизнь мира. Лучше всего как можно скорее забыть об этой статье! Все то, что я на сей раз написал, показалось мне ничтожным. Но все же одно утешение мне досталось. Моя никчемная статейка под названием «СПОСОБНОСТЬ ЗАБЫВАТЬ», по крайней мере, будет интересна таким, как и я, инженерам, людям, привычным к точным расчетам.
Я довольно долго сидел задумавшись, совершенно позабыв и о времени, и о гостье. А разве не о забвении я писал? Когда я постучал к ней в комнату, вечерело. Она все так же лежала в кровати и отвернулась, будто не желая меня замечать, однако этот жест выдал ее с головой. У многих девушек есть привычка то и дело встряхивать головой так, чтобы волосы развевались – от злости, от растерянности, ради кокетства, все зависит от ситуации. В нашем случае налицо был гнев.
– Прости меня, пожалуйста, – произнес я. – Я работал над статьей.
Говоря это, я чувствовал, как глупо выгляжу. Она с упреком сказала:
– Ну и как статья? Опять литература?
– Нет. На этот раз – забывчивая корова!
Она захохотала:
– Что значит «забывчивая корова»?
– Вот представь себе корову, – вздохнул я. – Корове все равно, какой сейчас день и час. С утра до вечера она ест, пьет, справляет нужду, отдыхает, а на следующий день повторяется все то же самое. Она живет, привязанная к настоящему моменту. Она не испытывает ни грусти, не любопытства, ни беспокойства, ни тоски. Если корову спросить, почему она никому не рассказывает о своей счастливой жизни, она ответит: «Я все время забываю, что именно рассказать». А потом и этот ответ забудет.
Девчонка поджала губки.
– Надо же, как интересно. Вот это и есть ваша философия?
– Да, – сказал я. – Это моя философия и философия Ницше.
Она глубоко вздохнула:
– Зачем вы читаете этого человека?
– Затем, что он сумасшедший!
– Вы тоже сумасшедший!
Я улыбнулся.
– Почему вам так хочется казаться сумасшедшим? – спросила девушка.
– Потому что обычно у сумасшедших великий ум. Ты, наверное, не поняла меня. Дело в том, что Керберос уже не помнит, как на тебя напал, он не испытывает угрызений совести, лежит себе, счастливый, в будке, а вот ты, вероятно, всю оставшуюся жизнь будешь вздрагивать, когда мимо тебя будет проходить собака. Тебе будут сниться кошмары. А если бы ты могла обо всем забыть…
– Эту псину нужно усыпить, – сузив глаза, сказала девушка. – Обязательно. Потому что она еще кого-нибудь покусает.
Я понял, что гостья даже не задумывается над тем, что я ей сказал, и заговорил о другом.
– А чем ты занималась?
От скуки она весь день размышляла о странной женщине Анне, которая не пойми с чего бросилась под поезд, и о странной женщине Эмме, которая тоже не пойми с чего взяла и отравилась. Она думает, что обе сумасшедшие. Все эти мужчины, что Вронский, что Рудольф, что Леон, совершенно не стоили того, чтобы ради них умирать. Надо же, какая чушь дамочкам в голову взбрела! Романы не кажутся ей убедительными. Глупые, далекие от реальности истории! Все это старая мода, нафталин.
Я поразился тому, что она за день умудрилась прочесть оба романа.
– Разве можно прочесть за день столько слов? – в свою очередь удивилась она. – Я пересказы нашла.
И указала на айпад, лежавший у нее на коленях. В этот момент я осознал, что имею дело с представителем поколения, которое привыкло размышлять о жизни, любви, смерти, философии и литературе в рамках ста сорока печатных знаков, выделенных на одно сообщение в Твиттере. Нас разделяла пропасть.
Девушка улыбнулась и насмешливо сказала, что кое-что нашла.
– Что?
Она протянула мне свой айпад.
– Сами посмотрите!
На украшенном узорами экране был пересказ «Тысячи и одной ночи». Как только переворачивалась электронная страница, появлялись новые и новые картинки, похожие на восточные миниатюры.
– В общем, – продолжала она, – я даже представить не могла, что встречу когда-нибудь Шахерезаду в мужском обличье, но что есть, то есть. Рассказывайте продолжение истории об Ольге!
Я подумал, что представителям этого молодого поколения палец в рот не клади. Вся информация мира была у них в руках, пусть поверхностная, но доступная, и они ничего не упускали. А наш старый мир и его книги постепенно уходили в прошлое – вот-вот и от них останется один пепел, как от сгоревшей Александрийской библиотеки.
– Ты убьешь меня, если история закончится? – спросил я.
– Пока не знаю, – ответила она. – Все зависит от истории. Если будете рассказывать как Шахерезада, я вас помилую. Вы вчера остановились на том, что пили водку с отцом Ольги. Вот с этого места и продолжайте.
18
Отель в Минске, танцующее пианино и одна сложность
И я продолжил свой рассказ.
– Павел, то есть отец девушки, говорил об Афганистане со страхом, хотя война давно была позади. Казалось, он оставил на войне не только руку и ногу, а нечто более важное, и в его сердце поселился страх, которому предстояло остаться там навсегда. Он дрожал, даже когда произносил слово «муджахед».
После военного госпиталя Павел вернулся домой в гарнизон и пытался как-то жить с двумя дочерями, хотя жить получалось впроголодь. Жена его умерла много лет назад. Во всем доме постоянно пахло вареной капустой и картошкой.
Павел рассказывал нам о страшной судьбе России. В Первой мировой войне погибло три миллиона человек, после революции и Гражданской войны погибли еще десятки миллионов, во Второй мировой войне погибло двадцать шесть миллионов человек, война в Афганистане забрала еще пятнадцать тысяч, за ней перестройка и гласность обрекли людей на гибель от голода. Короче говоря, русские мужчины, родившиеся в двадцатом веке, никогда не видели спокойной жизни, а русские женщины жили в постоянном страхе.
Этот человек от жизни больше не ждал ничего. Кашлял он так надрывно, что казалось, вместе с кашлем вылетят и легкие. Было видно, как больно от кашля сохранившейся половине его тела. Было ясно, что в этой жизни его еще держала водка и дешевые сигареты, которые он курил одну за другой. Он с уважением смотрел на портреты Ленина и Сталина, висевшие над столом. Казалось, в жизни он гордился всего двумя вещами – Сталинградской битвой и своими дочерями.
